Субсидиарное применение гражданского законодательства к залогу имущества в налоговых правоотношениях
Опубликовано: 16.05.2024
4.1. Применение к семейным отношениям гражданского законодательства
Основания и пределы применения гражданского законодательства к семейным отношениям установлены ст. 4 СК. Из содержания этой статьи следует, что в регулировании возможности применения гражданского законодательства к семейным отношениям произошли значительные изменения. В ранее действовавшем законодательстве регулирование семейных отношений нормами гражданского законодательства допускалось только в случаях, прямо предусмотренных в законе (например, ст. 46 КоБС для определения правового режима совместно приобретенного имущества лицами, брак которых признан недействительным, отсылала к ст. 116—125 Гражданского кодекса РСФСР). В ст. 2 ГК РСФСР 1964 г. содержалось указание на то, что семейные отношения регулируются семейным законодательством. Субсидиарное (т. е. дополнительное) применение гражданского законодательства к семейным отношениям в законе не упоминалось, а практически имело место, так как семейное законодательство не содержало в ряде случаев необходимых понятий и институтов (правоспособность и дееспособность граждан, обязательства, валюта денежных обязательств, надлежащее исполнение обязательства, срок исполнения, зачет встречных требований и т. д.). Возможность субсидиарного применения гражданского законодательства к семейным отношениям впервые на законодательном уровне была отражена в Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятых Верховным Советом СССР 31 мая 1991 г. и получивших силу на территории РФ с 3 мая 1992 г. в части, не противоречащей законодательным актам РФ, принятым после 12 июня 1990 г., т.е. с момента провозглашения суверенитета Российской Федерации. В п. 3 ст. 1 Основ гражданского законодательства отмечалось, что к семейным отношениям гражданское законодательство применяется в случаях, когда эти отношения не урегулированы семейным законодательством. Новый ГК семейные отношения в качества предмета регулирования не называет. Вопрос о применении гражданского законодательства к семейным отношениям был решен в СК. В ст. 4 СК закреплено важное положение о том, что к перечисленным в ст. 2 СК имущественным и личным неимущественным отношениям между членами семьи (т. е. между супругами, родителями и детьми (усыновителями и усыновленными), а в случаях и в пределах, предусмотренных семейным законодательством, — между другими родственниками и иными лицами), не урегулированным семейным законодательством, применяется гражданское законодательство постольку, поскольку это не противоречит существу семейных отношений. Таким образом, гражданское законодательство может применяться как к имущественным, так и к личным неимущественным отношениям между членами семьи, но только при условии, что они не урегулированы соответствующими нормами семейного законодательства и имеются необходимые нормы гражданского законодательства. Однако в любом случае применение норм гражданского законодательства не должно противоречить существу семейных отношений, обладающих определенной спецификой. Закрепление в ст. 4 СК основания применения гражданского законодательства к семейным отношениям связано с усилением договорных начал в семейном праве.
Применение гражданского законодательства к семейным отношениям может осуществляться также в случаях, непосредственно предусмотренных СК. В ряде статей СК указаны конкретные нормы ГК, которыми следует руководствоваться при разрешении тех или иных вопросов брачно-семейных отношений. Так, СК прямо обязывает использовать следующие нормы гражданского законодательства:
а) ст. 198—200 и 202—205 ГК — при применении норм, устанавливающих исковую давность (ст. 9 СК);
б) ст. 257, 258 ГК — при определении прав супругов владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом, являющимся совместной собственностью членов крестьянского (фермерского) хозяйства (п. 2 ст. 33 СК);
в) ст. 451—453 ГК — при предъявлении кредитором супруга -должника требования об изменении условий или расторжении заключенного между ними договора (п. 2 ст. 46 СК);
г) ст. 26 и 28 ГК — при определении права ребенка на распоряжение принадлежащим ему на праве собственности имуществом (п. 3 ст. 60 СК);
д) ст. 37 ГК — при осуществлении родителями правомочий по управлению имуществом ребенка (п. 3 ст. 60 СК); е) п. 1 ст. 165 ГК — при несоблюдении предусмотренной законом формы соглашения об уплате алиментов (п. 1 ст. 100 СК);
ж) п. 2 ст. 36 ГК — при решении вопроса о возможности раздельного проживания детей, находящихся под попечительством, и попечителей (п. 1 ст. 148 СК);
з) ст. 36—38 ГК — при определении гражданских прав и обязанностей опекунов (попечителей) (п. 4 ст. 150 СК);
и) ст. 181 ГК — при применении срока исковой давности к признанию брака недействительным (п. 3 ст. 15 СК).
Кроме того, в отдельных нормах СК бланкетного характера имеются ссылки на необходимость применения правил гражданского законодательства без указания при этом конкретных статей ГК или иного нормативного правового акта, подлежащих применению. В частности, обращение к гражданскому законодательству необходимо в случаях: применения положений о долевой собственности к имуществу, приобретенному совместно лицами, брак которых признан недействительным (п. 2 ст. 30 СК); возмещения добросовестному супругу при признании брака недействительным причиненного ему материального и морального вреда (п. 4 ст. 30 СК); изменения или расторжения брачного договора (п. 2 ст. 43 СК); признания брачного договора недействительным (п. 1 ст. 44 СК); ответственности супругов за вред, причиненный их несовершеннолетними детьми (п. 3 ст. 45 СК); определения вопросов организации и деятельности органов местного самоуправления по осуществлению опеки и попечительства над детьми (п. 2 ст. 121. СК); установления или прекращения опеки или попечительства над детьми (п. 3 ст. 145 СК). Для семейного права имеют также теоретическое и практическое значение те положения ГК, в которых содержатся определения основополагающего характера (например: правоспособность и дееспособность граждан, место жительства, эмансипация, имя гражданина, убытки, моральный вред, недействительность сделки, исковая давность, ответственность и др.). В связи с этим ряд авторов рассматривают ГК как самостоятельный источник семейного права. Однако здесь необходимо обратить внимание на то, что ст. 4 СК установлена возможность применения к семейным отношениям гражданского законодательства только в тех случаях, когда это не противоречит их существу и отсутствуют необходимые нормы семейного законодательства. Указанное положение имеет принципиальное значение, поскольку позволяет избежать любых искажений сути отношений, входящих в предмет семейного права, в результате применения к ним тех или иных норм гражданского законодательства.
Исследованию проблемы соотношения гражданского и семейного законодательства при регулировании семейных отношений уделяется значительное внимание в юридической литературе последнего времени. При этом высказываются две различные точки зрения, что в немалой степени обусловлено принципиально противоположным подходом к месту семейного права в системе права (семейное право — самостоятельная отрасль права; семейное право — подотрасль гражданского права). Большинство авторов, стоящих на позиции существо - вания семейного права как самостоятельной отрасли права, обоснованно полагают, что исходя из смысла ст. 4 СК применение норм гражданского права к семейным отношениям имеет субсидиарный характер. Это означает, что семейные отношения регулируются прежде всего нормами семейного законодательства, а гражданское законодательство применяется лишь к тем семейным отношениям, которые не урегулированы нормами семейного права, и лишь постольку, поскольку это не противоречит существу семейных отношений. С другой стороны, сторонники признания семейного права подотраслью гражданского права предлагают рассматривать соотношение гражданского и семейного законодательства как соотношение общих и специальных норм. На этой основе делается вывод о регулировании семейным законодательством лишь специальных черт семейных правоотношений, в той же части, в какой семейные правоотношения не обладают спецификой, они должны регулироваться гражданским законодательством.
На наш взгляд, определяющим началом в решении вопроса о соотношении гражданского и семейного законодательства является отношение к семейному праву как к самостоятельной отрасли права. Как уже отмечалось, в теории семейного права преобладает именно такой подход к семейному праву. Поэтому более предпочтительной является позиция, согласно которой гражданское законодательство должно применяться к семейным отношениям как к отношениям, регулируемым другой отраслью права, т. е. в порядке субсидиарного применения. В этом же смысле высказывается и М. И. Брагинский: «. гражданские нормы применяются к семейным отношениям субсидиарно». В целом такой же точки зрения придерживается В. Ф.Яковлев.
Аналогия закона и аналогия права при регулировании семейных отношений. Восполнение пробелов в семейном законодательстве посредством аналогии закона или аналогии права предусмотрено ст. 5 СК В теории права под аналогией закона принято понимать решение дела или отдельного юридического вопроса на основании закона, регулирующего сходные отношения, а под аналогией права — решение дела или отдельного юридического вопроса на основе общих начал и смысла законодательства.
Теоретически не исключается возникновение ситуации, когда какие-либо отношения между членами семьи окажутся не урегулированными не только нормами семейного, но и гражданского права, а соглашение сторон по существу возникшего между ними спора не будет достигнуто. При таких обстоятельствах в результате пробела в законодательстве будет весьма сложно разрешить подобный конфликт в пользу одного из членов семьи с учетом соблюдения прав всех заинтересованных лиц. Ранее семейным законодательством РСФСР порядок разрешения спора в таких случаях не предусматривался вследствие жесткой государственной регламентации разнообразных сторон семейных отношений, хотя ст. 10 Гражданского процессуального кодекса РСФСР допускала применение судами при рассмотрении гражданских дел как аналогии закона, так и аналогии права к спорному правоотношению. Поэтому ст. 5 СК является новеллой в семейном праве. В ней предусмотрена принципиальная возможность применения при регулировании отношений между членами семьи аналогии (аналогии закона или аналогии права).
Обязательным условием применения на практике аналогии закона являются: а) неурегулированность спорных семейных отношений нормами семейного законодательства или соглашением сторон; б) отсутствие норм гражданского права, прямо регулирующих эти семейные отношения. Именно в такой ситуации к спорным отношениям между членами семьи применяются нормы семейного и (или) гражданского права, регулирующие сходные (т. е. близкие по характеру) отношения. В противном случае оснований использования аналогии закона не имеется. Однако следует иметь в виду, что разрешение семейного спора при помощи аналогии не должно противоречить существу семейных отношений. От аналогии закона следует отличать законодательный прием отсылочного регулирования, когда в нормативно-правовом акте, регламентирующем определенное отношение, содержится указание о том, что тот или иной вопрос должен решаться в соответствии с конкретными нормами, регулирующими другой вид отношений (так, не будет аналогией закона применение ст. 168—179 ГК, устанавливающих основания недействительности сделок, для признания брачного договора недействительным в связи с тем, что п. 1 ст. 44 СК прямо отсылает к этим нормам ГК).
Если же отсутствуют нормы семейного и (или) гражданского права, которые представляется возможным применить в той или иной жизненной ситуации по аналогии, как регулирующие сходные отношения, то в таких случаях права и обязанности членов семьи определяются исходя из аналогии права, т. е. из общих начал и принципов семейного или граждан- ского права, закрепленных ст. 1 СК и ст. 1 ГК. Аналогия права применяется в крайнем случае при невозможности прибегнуть к аналогии закона. При использовании аналогии права необходимо обязательно учитывать принципы гуманности, т. е. человеколюбия (от лат. humanus), разумности (основанности на здравом смысле) и справедливости (беспристрастности, правильности, соответствия истине). Данное положение прямо вытекает из требований ст. 18 Конституции РФ, устанавливающей, что только права и свободы человека определяют смысл, содержание и применение законов. Кроме того, оно отвечает смыслу Всеобщей декларации прав человека, Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и Международного пакта о гражданских и политических правах. Применение аналогии закона или аналогии права входит в компетенцию суда, а не отдельных членов семьи по их желанию. При этом принятое по аналогии закона или аналогии права решение суда не должно находиться в противоречии с действующим законодательством РФ и основополагающими принципами российского права.
Закрепленная ст. 5 СК норма об аналогии закона или аналогии права при регулировании семейных отношений не имеет широкого применения на практике. Однако ее введение имеет принципиальное значение как для защиты прав и интересов членов семьи (суд не вправе отказать в правосудии, ссылаясь на отсутствие конкретного закона), так и для совершенствования семейного законодательства в целом.
М.Полуэктов / АК Полуэктова и партнеры
Институт неосновательного обогащения не так прост как кажется на первый взгляд. Его неправильное применение может привести к проигрышу судебного спора.
Поэтому практикующему юристу крайне важно понимать, когда следует подавать иск о взыскании неосновательного обогащения (кондикционный иск), а когда следует выбрать иной тип иска.
Причем речь не идет о конкуренции исков. По отношению к определенному ответчику правильный способ защиты нарушенного права, как правило, один — он предопределен характером правоотношения. А значит конкуренции исков нет. Чего не скажешь об исках к разным ответчикам (смотрите нашу статью “ Подача конкурирующих исков к разным ответчикам — эффективный способ возмещения имущественных потерь ”).
Суть кондикционного требования сводится к формуле “верни то, что получил без правового основания”. Причем неосновательное обогащение возникает не только при изначальном отсутствии, но и при последующем отпадении правового основания обогащения.
В предмет доказывания по кондикционному иску не входит противоправность поведения обогатившегося лица, а значит и его вина.
Закон выделяет две формы неосновательного обогащения: 1) когда лицо без правового основания приобретает имущество за счет другого лица и 2) когда лицо без правового основания сберегает имущество за счет другого лица (потерпевшего) (ст.1102 ГК РФ).
Под приобретением следует понимать завладение имуществом, даже если у приобретателя не возникло право собственности на него. Например, если кто-либо силой отберет имущество у вора, то вор, не являясь собственником имущества, сможет потребовать его возврата себе.
О неосновательном сбережении можно говорить в тех случаях, когда лицо получило имущественную выгоду, не понеся при этом расходы, которые в обычных условиях обязательно понесло бы (сберегло деньги). Например, если лицо без договора пользовалось чужим имуществом и не платило за такое пользование, то сбереженным имуществом будут деньги (сбереженная арендная плата).
Некоторые авторы считают, что объектом неосновательного обогащения не могут быть индивидуально-определенные вещи, так как собственником вещи остается прежнее лицо, которое может ее виндицировать, а кондикционный иск ему недоступен.
Однако это не так. В подтверждение этого помимо вышеуказанного примера можно привести и такой. Например, если вещь передана продавцом покупателю, то покупатель становится ее собственником. В случае последующего расторжения договора купли-продажи из-за неоплаты товара покупатель продолжает оставаться собственником вещи, но должен ее вернуть именно на основании норм о неосновательном обогащении (п.4 ст.453 ГК РФ, п. 65 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 29.04.2010 № 10/22).
Таким образом, объектом кондикционного иска может быть любое имущество, в том числе индивидуально-определенные и родовые вещи, а также имущественные права.
Как известно, специальная норма имеет приоритет над общей. Этот общеправовой принцип объясняется тем, что когда законодатель желает сделать исключение из общего правила, он принимает специальную норму, призванную урегулировать данную исключительную ситуацию. Соответственно, действительная воля законодателя заключается в этой специальной норме.
С этой точки зрения правила о неосновательном обогащении можно рассматривать как общие, тогда как схожие по своей правовой природе правила о виндикации, реституции, деликтах — как специальные.
Поэтому несмотря на то, что глава 60 “Обязательства вследствие неосновательного обогащения” расположена во второй части ГК РФ, посвященной отдельным видам обязательств, ее нормы являются общими (а не специальными) по отношению к иным правовым институтам, специальное правовое регулирование которых разбросано по разным частям ГК РФ.
Этим и объясняется правило ст.1103 ГК РФ, согласно которому по общему правилу (если иное не установлено правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений) нормы о неосновательном обогащении применяются субсидиарно, то есть в части, не урегулированной специальными нормами, посвященными реституции, виндикации, возврату исполненного в связи с обязательством, деликтам.
Иначе говоря, в тех случаях, когда имеются основания для реституции, виндикации, договорного, деликтного или иного иска специального характера, имущество истребуется посредством такого иска. И если в результате применения соответствующих специальных норм оказывается, что на стороне ответчика возникло неосновательное обогащение, то в этом же иске в целях восстановления экономического баланса сторон можно дополнительно заявить кондикционное требование.
Если же оснований для применения специальных способов защиты нет, то только в этом случае имущество истребуется посредством самостоятельного кондикционного иска.
В п.12 Постановления Пленума ВАС РФ от 17.11.2011 N 73 «Об отдельных вопросах практики применения правил ГК РФ о договоре аренды» приведен интересный казус, показывающий приоритет норм о виндикации перед нормами о кондикции.
Казус заключался в том, что неуправомоченное лицо сдало в аренду чужое имущество.
Пленум ВАС РФ разъяснил, что в этом случае арендатор все равно должен платить арендную плату такому неуправомоченному арендодателю.
Права же собственника должны защищаться нормами о расчетах при виндикации (ст.303 ГК РФ), которые имеют приоритет перед общими правилами о возврате неосновательного обогащения.
На основании ст.303 ГК РФ собственник имущества вправе потребовать от лица, сдавшего в аренду его имущество, все доходы, которые это лицо извлекло или должно было извлечь, при условии, что оно при заключении договора аренды действовало недобросовестно, то есть знало или должно было знать об отсутствии правомочий на сдачу имущества в аренду. От добросовестного арендодателя собственник вправе потребовать возврата или возмещения всех доходов, которые тот извлек или должен был извлечь со времени, когда он узнал или должен был узнать о неправомерности сдачи имущества в аренду.
Такое же требование может быть предъявлено собственником к арендатору, который, заключая договор аренды, знал об отсутствии у другой стороны правомочий на сдачу вещи в аренду. В случае если и неуправомоченный арендодатель, и арендатор являлись недобросовестными, они отвечают по указанному требованию перед собственником солидарно (п.1 ст.322 ГК РФ).
Примеры субсидиарного применения норм о кондикции:
Если оплата была произведена в связи с договором, но не на основании его, то она подлежит возврату как неосновательное обогащение (п.4 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 11.01.2000 N 49 «Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении»).
Если деликвент причинил вред имуществу потерпевшего и неосновательно обогатился за счет потерпевшего, то к требованию о возмещении вреда субсидиарно применяются нормы о неосновательном обогащении (п.2 Информационного письма Президиума ВАС РФ N 49). В данном казусе деликвент без ведома собственника демонтировал гараж, а бетонные плиты использовал в дальнейшем для собственных целей.
Денежные средства, перечисленные (по поручению ответчика) третьим лицам во исполнение недействительной сделки, подлежат возврату стороной по данной сделке (ответчиком) как неосновательно сбереженные (п.12 Информационного письма Президиума ВАС РФ N 49).
Денежные средства, уплаченные за пользование имуществом, предоставленным по недействительному договору, в части, превышающей размер причитающегося собственнику имущества возмещения, считаются неосновательно полученными (п.7 Информационного письма Президиума ВАС РФ N 49).
По смыслу п.2 ст.167 ГК РФ, произведенные сторонами взаимные предоставления по недействительной сделке считаются равными, пока не доказано иное. Если же будет доказана неэквивалентность взаимных предоставлений, то к отношениям сторон применяются нормы о неосновательном обогащении. В таком случае на сумму неосновательного денежного обогащения начисляются проценты по ст.395 ГК РФ (п.55 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7 «О применении судами некоторых положений ГК РФ об ответственности за нарушение обязательств»).
Вообще, к реституционным отношениям субсидиарно могут быть применены следующие правила правила главы 60 ГК РФ: об ответственности приобретателя перед потерпевшим за недостачу или ухудшение имущества (п.2 ст.1104); о расчете стоимости неосновательно приобретенного или сбереженного имущества при невозможности его возврата в натуре (ст. 1105); о последствиях неосновательной передачи права требования (ст.1106); о возмещении потерпевшему неполученных доходов из имущества, ставшего предметом неосновательного приобретения, а также процентов на сумму неосновательного денежного обогащения (ст.1107); о возмещении затрат на имущество, подлежащее возврату (ст.1108).
В ст.1109 ГК РФ перечислено какое имущество не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения:
1) имущество, переданное во исполнение обязательства до наступления срока исполнения;
2) имущество, переданное во исполнение обязательства по истечении срока исковой давности;
3) заработная плата и приравненные к ней платежи, пенсии, пособия, стипендии, возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, алименты и иные денежные суммы, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недобросовестности с его стороны и счетной ошибки;
4) имущество, предоставленные во исполнение несуществующего обязательства, если приобретатель докажет, что лицо, требующее возврата имущества, знало об отсутствии обязательства либо предоставило имущество в целях благотворительности.
Больше всего споров возникло по подпункту 4 указанной статьи. Приобретатели, получившие имущество по недействительной сделке, незаключенному договору или по ошибочному платежу, стали массово ссылаться на то, что передавая имущество истец знал об отсутствии обязательства, а потому оно не подлежит возврату.
В ответ суды стали ограничительно толковать данную норму. Так, в п.5 Информационного письма № 49 Президиум ВАС РФ указал, что подпункт 4 ст.1109 ГК РФ может быть применен лишь в тех случаях, когда лицо действовало с намерением одарить другую сторону и с осознанием отсутствия обязательства перед последней. Верховный Суд РФ воспринял такой же подход.
А вот в спорах с государственными и муниципальными заказчиками по Закону № 44-ФЗ (о контрактной системе) суды стали применять подпункт 4 ст.1109 ГК РФ по иному, используя буквальное толкование данной нормы.
Так, в п.4 «Обзора судебной практики Верховного Суда РФ N 3 (2015)» указано, что поставка товара, выполнение работ или оказание услуг в целях удовлетворения государственных или муниципальных нужд при отсутствии государственного или муниципального контракта, не порождают у исполнителя право требовать оплаты соответствующего предоставления.
Обосновывается это тем, что исходя из п.4 ст.1109 ГК РФ не подлежит взысканию плата за фактически оказанные услуги для государственных и муниципальных нужд в отсутствие заключенного государственного или муниципального контракта. Иной подход допускал бы поставку товаров, выполнение работ и оказание услуг для государственных или муниципальных нужд в обход норм Закона о контрактной системе (ст. 10 ГК РФ). Исключение сделано только для случаев, когда законодательство предусматривает возможность размещения государственного или муниципального заказа у единственного поставщика (ст. 93 Закона № 44-ФЗ).
Еще одним случаем, когда суды применяют подпункт 4 ст.1109 ГК РФ и отказывают во взыскании неосновательного обогащения, является сожительство. Верховный Суд РФ исходит из презумпции того, что имущественные отношения между сожителями носят безвозмездный характер (подробнее смотрите нашу статью “ Имущественные отношения сожителей, проживающих в “гражданском браке ” ”).
Бывают случаи, когда одно лицо навязывает свои услуги другому лицу, а затем требует их оплатить.
Глава 60 ГК РФ не содержит прямой нормы, запрещающей взыскание «навязанного обогащения» (при расширительном судебном толковании подпункт 4 ст.1109 ГК РФ охватывает иные ситуации).
Однако такой запрет вытекает из принципов гражданского законодательства “свобода договора” и “недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела” (п.1 ст.1 ГК РФ).
Кроме того, возможность требовать вознаграждение за навязанные действия в чужом интересе ограничена положениями главы 50 ГК РФ “Действия в чужом интересе без поручения”.
Часто споры о взыскании навязанного обогащения возникают между жителями коттеджных поселков и обслуживающими их организациями в случаях, когда такие поселки не подпадают под действие Закона «О ведении гражданами садоводства и огородничества для собственных нужд …».
Типичная ситуация: некий девелопер, являющийся собственником “большого” земельного участка, разделил этот участок на много маленьких, застроил их, распродал дома с участками другим лицам, а оставшиеся в результате раздела участки общего пользования (проезды, детские площадки и т.п.) и коммуникации (центральный септик, водопроводные сети и т.п.) оставил в своей собственности (Конституционный Суд РФ постановлением от 10.11.2016 N 23-П фактически узаконил такую схему).
Далее девелопер на правах управляющей компании без договора начинает оказывать собственникам домов свои услуги и требовать за это непомерную плату. Некоторые из этих услуг (например, охрана поселка) не нужны собственникам и они отказываются их оплачивать. Поскольку услуги оказываются без договора, то девелопер пытается взыскать плату за них по правилам о неосновательном обогащении.
Разрешая такие споры, Верховный Суд РФ выработал правовую позицию, согласно которой навязанное обогащение взысканию не подлежит.
Так, в Определении Верховного Суда РФ от 9.04.2019 N 5-КГ19-10 (дело Капускиной) сказано: « суду необходимо определить наличие конкретных объектов инфраструктуры, принадлежащих истцу, состав платы за их пользование, а также перечень услуг, фактически потребляемых Капускиной А.И. с момента выхода из состава ассоциации, влияющих на размер ее участия в понесенных истцом затратах за спорный период. При этом следовало исходить не только из объективной стоимости услуг или работ либо величины понесенных истцом затрат, но и того, насколько выгодными и хозяйственно необходимыми они являются для ответчика. В ином случае создаются возможности для навязывания каких-либо услуг, работ или расходов, в которых ответчик не нуждается «.
В Определении Верховного Суда РФ № 5-КГ20-107-К2 от 6.10.2020 (дело Стеблина) сказано: “ В силу статьи 210 ГК РФ бремя содержания указанных объектов несет собственник, на что ссылался в процессе рассмотрения спора Стеблин А.Я., однако в нарушение положений статьи 198 ГПК РФ указанный довод правовой оценки судов не получил. … в целях соблюдения баланса интересов сторон, суду при разрешении вопроса о взыскании сумм неосновательного обогащения в связи с услугами, предоставляемыми в КП «Николино», надлежало исследовать вопросы необходимости оказания каждой из таких услуг Стеблину А.Я.; связи между затратами на оказание таких услуг с правом Стеблина А.Я. пользоваться принадлежащим ему имуществом и обязанностью его содержать; установить, какими из услуг фактически пользовался Стеблин А.Я.; исследовать расходы на оказание соответствующих услуг на предмет экономической обоснованности и разумности; соотнести сумму испрашиваемых денежных средств за такие услуги с размером обязательств других лиц, которым такие услуги оказаны (в частности, собственникам бизнес-строений). … проигнорированы доводы Стеблина А.Я. о том, что часть услуг, денежные средства за которые истец по первоначальному иску просит взыскать со Стеблина А.Я. как неосновательно сбереженные, последнему не оказывались, интереса в их получении он не имеет, коммунальными ресурсами принадлежащий Стеблину А.Я. на праве собственности жилой дом обеспечивается по договорам, заключенным им непосредственно с ресурсоснабжающими организациями ”.
В другом деле Мосгорсуд в апелляционном определении от 14.01.2016 по делу N 33-323/2016 обосновал невозможность взыскания навязанного обогащения с собственника дома в коттеджном поселке положениями Закона «О защите прав потребителей»: “ Фактическое предоставление услуг не может служить основанием для возникновения у ответчицы обязанности по их оплате в силу положений п.3 ст.16 Закона «О защите прав потребителей», в соответствии с которыми продавец (исполнитель) не вправе без согласия потребителя выполнять дополнительные работы, услуги за плату. Потребитель вправе отказаться от оплаты таких работ (услуг), а если они оплачены, потребитель вправе потребовать от продавца (исполнителя) возврата уплаченной суммы. Согласие потребителя на выполнение дополнительных работ, услуг за плату оформляется продавцом (исполнителем) в письменной форме, если иное не предусмотрено федеральным законом. Требуя оплаты стоимости услуг, которые истица не заказывала, ответчик по существу навязывает эти услуги истице, что противоречит требованиям Закона РФ «О защите прав потребителей «.
4 июня Верховный Суд вынес Определение № 305-ЭС19-24791 по спору о привлечении к субсидиарной ответственности собственника имущества бюджетного учреждения по задолженности последнего.
Попытка взыскать неустойку по госконтракту
В ноябре 2010 г. Федеральное агентство связи (государственный заказчик), ФГБУ «Отраслевой центр мониторинга и развития в сфере инфокоммуникационных технологий» (заказчик-застройщик) и ООО «Сочинская строительная компания» (подрядчик) заключили госконтракт на строительство конкретного объекта недвижимости.
Исходя из п. 22.6.1 госконтракта, в случае просрочки оплаты заказчиком-застройщиком результатов работ подрядчик имел право потребовать уплаты неустойки, начисляемой за каждый день просрочки исполнения обязательства, начиная со следующего дня после установленной даты. Размер такой неустойки устанавливался в размере 1/300 действующей на день уплаты ставки рефинансирования Центрального банка РФ от суммы платежа. Заказчик-застройщик мог избежать уплаты неустойки в случаях, установленных контрактом, а также если просрочка исполнения обязательства произошла из-за непреодолимой силы или по вине другой стороны.
В феврале 2013 г. Центр уведомил подрядчика об одностороннем отказе от исполнения контракта, впоследствии общество предъявило иск к ФГБУ о взыскании задолженности по контракту и неустойки (дело № А40-98193/2012). Тогда арбитражный суд взыскал с ответчика 275 млн руб. задолженности и 30 млн руб. неустойки. Впоследствии апелляция приняла отказ общества от иска в части взыскания 55 млн руб. и 6 млн руб. пеней, отменив решение суда первой инстанции в этой части.
Во исполнение судебного акта общество получило исполнительный лист, который был передан им в Управление Федерального казначейства по г. Москве. 28 марта 2018 г. «Сочинская строительная компания» предложила Россвязи, осуществляющей полномочия собственника имущества учреждения, погасить задолженность по этому исполнительному листу в порядке субсидиарной ответственности. Однако ведомство отказалось от удовлетворения претензии.
В дальнейшем общество обратилось в арбитражный суд г. Москвы с иском о взыскании с Россвязи и ФГБУ денежных средств по исполнительному листу в порядке субсидиарной ответственности. Суды трех инстанций взыскали в пользу истца с учреждения 58 млн руб. в качестве неустойки, отказав в удовлетворении иных требований.
В частности, АС г. Москвы счел обоснованным взыскание неустойки с учреждения за период с 9 июля 2015 г. по 9 июля 2018 г. Он также указал, что госконтракт был расторгнут 8 февраля 2013 г., а иск был подан в суд 9 июля 2018 г., поэтому общество пропустило срок исковой давности в отношении неустойки, начисленной за период с 15 марта 2014 г. по 8 июля 2015 г. Отказывая в удовлетворении требований к агентству, суд первой инстанции исходил из того, привлечение к субсидиарной ответственности собственника имущества бюджетного учреждения с 1 сентября 2014 г. возможно только по обязательствам, связанным с причинением вреда гражданам, однако в рассматриваемом случае заявленные требования основаны на неисполнении бюджетным учреждением договорных обязательств. Соответственно, оснований для привлечения собственника имущества учреждения к субсидиарной ответственности не имеется.
Апелляционный суд согласился с выводом о том, что собственник имущества бюджетного учреждения не несет ответственности по обязательствам последнего. Вторая инстанция добавила, что спорный контракт был заключен сторонами спустя более чем полгода после опубликования Закона № 83-ФЗ от 8 мая 2010 г., вступление же этого Закона в силу с 1 января 2011 г. не является существенным изменением обстоятельств для сторон. Следовательно, в такой ситуации истец не мог рассчитывать на ответственность собственника бюджетного учреждения. Кроме того, о невозможности применения положений ст. 120 ГК РФ, действующих до 1 января 2011 г, свидетельствовало и то, что отношения сторон на дату заключения контракта не сложились, поскольку к контракту в 2011 и 2012 гг. сторонами были подписаны дополнительные соглашения, изменяющие его существенные условия. Поддерживая выводы судов первой и апелляционной инстанций, суд округа присовокупил, что поскольку спорные правоотношения возникли после 1 января 2011 г., к ним не применяются положения ст. 120 ГК РФ, действующие до этой даты.
ВС не согласился с нижестоящими инстанциями
В кассационной жалобе в Верховный Суд общество сослалось на неверное применение нижестоящими судами норм материального и процессуального права, после изучения материалов дела № А40-155975/2018 Судебная коллегия ВС РФ согласилась с его доводами.
Высшая судебная инстанция отметила, что спорное требование возникло из нарушения условий контракта, заключенного до введения в действие абз. 6 п. 2 ст. 120 ГК РФ и п. 5 ст. 123.22 ГК РФ, первый из которых указывает на недопустимость привлечения собственника имущества бюджетного учреждения к субсидиарной ответственности по долгам такого учреждения, а второй предусматривает подобную ответственность только по обязательствам, связанным с причинением вреда гражданам.
«Спорный контракт заключен в период действия более ранней редакции п. 2 ст. 120 ГК РФ, в соответствии с которой при недостаточности денежных средств учреждения субсидиарную ответственность по обязательствам учреждения несет собственник его имущества. На момент заключения контракта был опубликован, но не вступил в силу закон, отменяющий такую ответственность путем изменения редакции п. 2 ст. 120 ГК РФ (Закон № 83-ФЗ). Вместе с тем, как следует из п. 1 ст. 4 ГК РФ, акты гражданского законодательства не имеют обратной силы и применяются к отношениям, возникшим после введения их в действие. Действие закона распространяется на отношения, возникшие до введения его в действие, только в случаях, когда это прямо предусмотрено законом», – отмечено в определении.
Как пояснил Верховный Суд, отношения сторон по договору, заключенному до введения в действие акта гражданского законодательства, регулируются в соответствии со ст. 422 ГК РФ (п. 2 ст. 4 Кодекса). По смыслу такой статьи к договору применяются нормы, действовавшие в момент его заключения. Закон, принятый после заключения договора и устанавливающий обязательные для сторон правила иные, чем те, которые действовали при заключении договора, распространяет свое действие на отношения сторон по такому договору лишь в случае, когда в законе прямо установлено, что его действие распространяется на отношения, возникшие из ранее заключенных договоров. Это правило применяется как к императивным, так и к диспозитивным нормам. «Соответственно, действующее право в качестве основного критерия применения той или иной нормы к договорным отношениям сторон устанавливает действие нормы, а не отсутствие знания о будущих изменениях закона, возможность полагаться на действующее регулирование или наличие (отсутствие) разумных ожиданий, основанных на том, что закон не будет изменен в будущем», – отметил Суд.
ВС добавил, что положения ст. 4 и 422 ГК РФ допускают в качестве исключения из общего правила в области договорных отношений прямое указание законодателя на немедленное применение закона или применение закона с обратной силой к уже существующим правоотношениям. При этом даже в случае прямого указания закона на его немедленное применение или применение с обратной силой необходимо учитывать правовую позицию о недопустимости лишения прав в результате такого применения, высказанную в Постановлении КС РФ от 15 февраля 2016 г. № 3-П. Однако переходные положения Закона № 83-ФЗ, напротив, содержат прямое указание на то, что положения абз. 6 п. 2 ст. 120 ГК РФ (в редакции Закона № 83-ФЗ) в части исключения субсидиарной ответственности собственника имущества бюджетного учреждения по обязательствам такого учреждения не применяются к правоотношениям, возникшим до 1 января 2011 г. Соответственно, в рассматриваемом случае опубликование закона не являлось основанием для неприменения п. 2 ст. 4, п. 2 ст. 422 ГК РФ.
Применение нормы, вступившей в силу после заключения контракта, подчеркнул ВС, прямо противоречит переходным положениям Закона № 83-ФЗ, которыми и определяется темпоральная сфера действия рассматриваемой нормы. Следовательно, ошибочен вывод судов первой и апелляционной инстанций о невозможности возложения на агентство субсидиарной ответственности по обязательствам учреждения. «Вывод суда апелляционной инстанции о том, что на дату заключения контракта отношения сторон не сложились, мотивированный ссылкой на дополнительные соглашения, подписанные после 1 января 2011 г., нельзя признать обоснованным. Такие соглашения в материалах дела отсутствуют, судом не обозревались и не исследовались, поэтому нет оснований полагать, что договорные отношения сторон оказались настолько измененными, что договор можно признать новым, заключенным после 1 января 2011 г.», – отмечено в определении Суда. В этой связи Верховный Суд отменил судебные акты нижестоящих инстанций и вернул дело на новое рассмотрение в АС г. Москвы.
Эксперты «АГ» проанализировали выводы Суда
Партнер АБ «Бартолиус» Наталья Васильева отметила, что Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ рассмотрела спор, затрагивающий основополагающий вопрос права – определение закона, подлежащего применению при регулировании отношений между участниками гражданского оборота. «Анализ судебной практики показывает, что данный вопрос является нередким: он вошел и в Обзор судебной практики Верховного Суда № 4 за 2019 г., а также в ряд определений ВС РФ. Тем не менее нижестоящие суды продолжают делать ошибки, применяя к правоотношениям закон либо в редакции, которая уже не действовала, либо, как в рассматриваемом случае, применять редакцию закона, которая хоть и была уже опубликована, однако в силу не вступила», – полагает она. По мнению эксперта, подобная ошибка является более парадоксальной, чем первая (применение закона в устаревшей редакции).
«Апелляционный суд в рассматриваемом деле указал, что стороны заключили контракт после даты опубликования закона, вносящего изменения в ГК РФ, однако до вступления его в силу. Указанное, тем не менее, значения не имеет, поскольку истец не мог не знать о внесении изменений в законодательство (хоть и не вступивших в силу), поэтому не мог рассчитывать на применение в будущем закона в предыдущей редакции», – отметила Наталья Васильева.
Она добавила, что Верховный Суд справедливо указал, что при определении закона, подлежащего применению, следует ориентироваться только на момент вступления закона в силу, но никак не на знания сторон о содержании законодательства, которое будет действовать в будущем. «Стороны обязаны полагаться лишь на действующее на момент возникновения их правоотношений законодательство, не делая прогнозов относительно его изменения при определении модели своих правоотношений. Обратное вносило бы неопределенность в регулирование гражданского оборота, лишало бы его признака стабильности. Если продолжать далее развивать мысль, заложенную в постановлении суда апелляционной инстанции, то можно прийти к умозаключению, что внесение законопроекта на рассмотрение в Государственную Думу обязывает стороны к определенным действиям в отношении друг друга, что относится уже к области правового абсурда», – заключила Наталья Васильева.
Арбитражный управляющий, член Ассоциации «Московская саморегулируемая организация профессиональных арбитражных управляющих» Алексей Леонов отметил, что практикующим юристам хорошо известно, что многие институты гражданского права в последние годы находятся в состоянии перманентного реформирования. «В связи с этим все чаще встречаются споры, возникающие в ситуациях придания законом обратной силы нормам гражданского права, а также разных случаев их ретроспективного применения к длящимся правоотношениям», – полагает он.
По мнению эксперта, в определении ВС представляется важной мысль о том, что наличие (отсутствие) разумных ожиданий или знаний о будущих изменениях закона не может быть положено в основу применения той или иной нормы к договорным отношениям сторон. «Верховный Суд также напомнил, что даже в случае прямого указания закона на его немедленное применение или применение с обратной силой необходимо учитывать правовую позицию о недопустимости лишения прав в результате такого применения, высказанную в Постановлении Конституционного Суда РФ от 15 февраля 2016 г. № 3-П. Тем самым высшая судебная инстанция ориентирует нижестоящие суды руководствоваться позицией КС о том, что вопрос придания обратной силы закону, изменяющему обязательства юридически равных участников гражданского правоотношения, требует дифференцированного подхода, обеспечивающего сбалансированность и справедливость соответствующего правового регулирования, не допускающего ущемления уже гарантированных прав и законных интересов одной стороны и умаления возможностей их защиты в пользу другой», – подытожил Алексей Леонов.
Бабаков Владимир Алексеевич, доцент кафедры гражданского и международного частного права Саратовской государственной юридической академии, кандидат юридических наук, доцент.
Одной из актуальных задач, стоящих перед наукой гражданского права, является создание целостной концепции участия государства в гражданско-правовых отношениях. Целостность концепции должна проявляться в том числе и в единообразии правового регулирования участия государства во всем многообразии гражданских отношений, и отношения, возникающие в связи с наследованием государством какого-либо имущества, не являются исключением .
Так, о важности решения проблем наследственного права, в том числе в рамках правоприменительной деятельности судов, см., напр.: Блинков О.Е. О добросовестности и иных изменениях в российском гражданском праве (в наследственно-правовом аспекте) // Наследственное право. 2013. N 1. С. 3; Он же. Российскому наследственному закону — 10 лет // Наследственное право. 2012. N 1. С. 3 — 4. В контексте настоящей статьи представляется важным заметить, что некоторые авторы придерживаются позиции, согласно которой получение государством в лице соответствующих органов свидетельства о праве наследования выморочного имущества — обязанность, оговоренная законом (см.: Вавилин Е.В., Гурьева Е.В. Новый порядок наследования и дарения . М., 2006. С. 36; Вавилин Е.В. Осуществление наследственных прав : субъекты, объекты, механизм реализации // Наследственное право. 2011. N 1. С. 9 — 12).
Большинство современных исследований, направленных на выявление правового статуса государства в гражданских правоотношениях, делает акцент на необходимость усиления правовой защиты контрагентов от «произвола» государства, установления механизмов, обеспечивающих беспрепятственное привлечение государства к ответственности, направленных на гарантированное взыскание с него, расширения перечня имущества, которым государство должно отвечать по своим обязательствам и т.д. .
См., напр.: Нам К. Через тернии к государству за убытками // ЭЖ-Юрист. 2008. N 40; СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 15.04.2015); Жметкин Р.Г. Гражданско-правовая ответственность государства и иных публичных образований: Дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2014. С. 10 — 12; и др.
Комментируемый подход имеет серьезный дефект, не отражаемый его авторами, но имеющий важное значение для успешного развития гражданского оборота. Практически все определения понятия «государства», выработанные правовой наукой, подчеркивают тот факт, что государство представляет собой институт, существующий за счет общества и выражающий его интересы . С указанных позиций представляется оправданным создание правовых механизмов, защищающих государство от необоснованных взысканий и перекладывающих имущественную ответственность на виновных лиц, а не на добросовестных участников гражданских правоотношений.
См., напр.: Грачев Н.И. Государственный суверенитет и формы территориальной организации современного государства: основные закономерности и тенденции развития: Монография. М., 2009. С. 11; Пьянов Н.А. Консультации по теории государства и права: Учебное пособие. Иркутск, 2004. Ч. 1. С. 46 — 51. Можно согласиться и с определением, предлагаемым А.Л. Бредихиным, согласно которому государство — это общество, образованное в пределах относительно обособленной территории, в котором существует политически и территориально организованная суверенная публичная власть (см.: Бредихин А.Л. Об «узком» и «широком» понимании государства // История государства и права. 2012. N 18. С. 9 — 10).
Оценивая текущее состояние правового регулирования рассматриваемой сферы с формальных позиций, можно сказать, что гражданское законодательство предусматривает возможность взыскания с должностных лиц (как правило, это гражданские служащие, замещающие должности категории «руководители», в должностные обязанности которых входит исполнение властно-распорядительных функций и полномочий) причиненного вреда.
Однако практика правоприменения не дает оснований говорить об эффективности действующего подхода, поскольку использование формулировок, прямо не обязывающих к возмещению вреда конкретными лицами ( ст. 1081 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ)), приводит к тому, что суды вынуждены констатировать лишь потенциальную возможность подобного взыскания в отсутствие гарантированного механизма такого возмещения ( п. 11 информационного письма Президиума ВАС РФ от 31 мая 2011 г. N 145). В то же время, например, немецкое законодательство предусматривает ответственность должностных лиц в подобных случаях при причинении ими вреда умышленно или по грубой неосторожности, причем согласно ст. 826 ГК Германии лицо, умышленно причинившее вред, обязано его возместить и исковые требования могут быть предъявлены непосредственно к нему.
Обращаясь к проблеме наследования государством имущества, приведем позицию, которую высказывают Б.Л. Хаскельберг и В.В. Ровный, согласно которой «институт перехода выморочного наследства к публичным образованиям, помимо своей основной функции — преодоления бесхозяйности наследств, призван также препятствовать захвату выморочного наследства посторонними лицами, в т.ч. противодействовать активности злоумышленников и лженаследников, для которых оставшееся без присмотра имущество умершего — лакомый кусок, а в условиях бездействия и попустительства власти — еще и легкая добыча» .
Хаскельберг Б.Л., Ровный В.В. Переход выморочного наследства к публичному образованию // Наследственное право. 2012. N 1. С. 40.
К сожалению, практика правоприменения выявляет многочисленные случаи отсутствия должных действий со стороны должностных лиц публично-правовых образований , направленных на принятие наследства. Обращает на себя внимание и тот факт, что при рассмотрении подобных дел отсутствует сама постановка вопроса о необходимости установления конкретного лица, результатом действий (бездействия) которого является, как, например, в данном случае, несовершение в разумный срок указанных выше действий.
См.: Блинков О.Е. Новый правовой режим выморочных жилых помещений в российском наследственном праве // Юрист. 2008. N 2. С. 22 — 24.
В данном контексте уместно вспомнить о существовании в Гражданском процессуальном кодексе РСФСР 1964 г. ст. 39 «Привлечение третьих лиц по делам о восстановлении на работе», согласно которой по делам о восстановлении на работе или в прежней должности неправильно уволенных или переведенных работников суд может по своей инициативе привлечь к участию в деле в качестве третьего лица на сторону ответчика должностное лицо, по распоряжению которого было произведено увольнение или перевод. Суд, установив, что увольнение или перевод были произведены с явным нарушением закона, в том же процессе должен возложить на виновное должностное лицо обязанность возместить государственному учреждению, предприятию, колхозу или иной кооперативной или общественной организации убытки, причиненные выплатой уволенному вознаграждения за вынужденный прогул или выплатой разницы в заработной плате. Размер присуждаемых в этих случаях с должностных лиц сумм определяется законодательством о труде.
При этом мы придерживаемся мнения, что базовым условием реформирования института гражданско-правовой ответственности государства является изменение редакции ст. ст. 1069 , 1070 ГК РФ, не предусматривающих обязанности суда по установлению указанных выше обстоятельств (определение конкретных субъектов, действиями (бездействием) которых причинен ущерб, размера ущерба, обязанность установления лица, которому причинены убытки и т.д.).
Соглашаясь с определениями гражданско-правовой ответственности, которые предлагают В.А. Ойгензихт и О.А. Красавчиков, отметим, что, на наш взгляд, ключевым в определении этого понятия является то, что такая ответственность наступает в виде последствий за правонарушение, заключающихся «в принуждении к исполнению предусмотренной за допущенное нарушение новой, дополнительной обязанности» , что это установленная законом негативная реакция государства на гражданское правонарушение, выражающаяся «в лишении определенных гражданских прав или возложении внеэквивалентных обязанностей имущественного характера» . Поскольку ответственность — это дополнительное обременение, предлагается ввести повышенную имущественную ответственность физических лиц за неправомерные действия/бездействие, которые влекут причинение имущественного вреда государству, — в двукратном размере от суммы причиненного вреда.
Ойгензихт В.А. Имущественная ответственность в хозяйственных договорах: Учебное пособие. Душанбе, 1980. С. 9.
Советское гражданское право: Учебник / Под ред. О.А. Красавчикова. М., 1985. Т. 1. С. 502.
Принцип персонализации ответственности должен являться одним из базовых принципов в контексте создания эффективно действующего механизма гражданско-правовой защиты государства . Критерии же оценки деятельности и привлечения должностных лиц к ответственности должны быть четко разработаны и в целом соответствовать общим критериям подобного рода, принятым в гражданском законодательстве. Так, сравнительно-правовой анализ законодательства в сфере ответственности государственных (гражданских) служащих в отдельных зарубежных странах (Великобритании, США, ФРГ, Франции) позволяет сформулировать положения, связанные с возможностью заимствования следующих аспектов регулирования ответственности гражданских служащих: во-первых, необходимости разделения их на различные группы в зависимости от наделения их властными полномочиями в сфере принятия управленческих решений и дифференциации ответственности в рамках указанных групп и, во-вторых, четкой регламентации процедуры привлечения указанных лиц к ответственности.
Обратное мы наблюдаем в случае с субсидиарной ответственностью публично-правовых образований (см.: Блинкова Е.В. Субсидиарная ответственность публично-правовых образований по обязательствам казенных учреждений // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Право. 2015. N 1. С. 15 — 20; Блинкова Е.В., Сурков А.Н. Государство как субсидиарный ответчик // Гражданское право. 2012. N 4. С. 7 — 9).
Стабильность гражданского оборота требует создания механизма, предусматривающего обязанность соответствующих органов (правоохранительных органов, судов и т.д.) по определению и привлечению к ответственности должностных лиц, виновных в причинении вреда государством. Одновременно лицу, перед которым государство несет гражданско-правовую ответственность, должны быть предоставлены гарантии осуществления соответствующей компенсаторной функции ответственности, однако в определенных случаях эти функции должны реализоваться «напрямую», обеспечивая взыскание непосредственно с лица, чьи действия/бездействие повлекли убытки.
1. Амосов С.С. Актуальные проблемы механизма гражданско-правовой ответственности юридических лиц: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. 20 с.
2. Блинков О.Е. Новый правовой режим выморочных жилых помещений в российском наследственном праве // Юрист. 2008. N 2. С. 22 — 24.
3. Блинков О.Е. О добросовестности и иных изменениях в российском гражданском праве (в наследственно-правовом аспекте) // Наследственное право. 2013. N 1. С. 3.
4. Блинков О.Е. Российскому наследственному закону — 10 лет // Наследственное право. 2012. N 1. С. 3 — 4.
5. Блинкова Е.В. Субсидиарная ответственность публично-правовых образований по обязательствам казенных учреждений // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Право. 2015. N 1. С. 15 — 20.
6. Блинкова Е.В., Сурков А.Н. Государство как субсидиарный ответчик // Гражданское право. 2012. N 4. С. 7 — 9.
7. Бредихин А.Л. Об «узком» и «широком» понимании государства // История государства и права. 2012. N 18. С. 9 — 10.
8. Вавилин Е.В. Осуществление наследственных прав : субъекты, объекты, механизм реализации // Наследственное право. 2011. N 1. С. 9 — 12.
9. Вавилин Е.В., Гурьева Е.В. Новый порядок наследования и дарения . М.: ЮРКНИГА, 2006. 112 с.
10. Грачев Н.И. Государственный суверенитет и формы территориальной организации современного государства: основные закономерности и тенденции развития: Монография. М., 2009. 468 с.
11. Жметкин Р.Г. Гражданско-правовая ответственность государства и иных публичных образований: Дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2014. 182 с.
12. Нам К. Через тернии к государству за убытками // ЭЖ-Юрист. 2008. N 40; СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 15.04.2015).
13. Ойгензихт В.А. Имущественная ответственность в хозяйственных договорах: Учебное пособие. Душанбе: Таджикский государственный университет им. В.И. Ленина, 1980. 111 с.
14. Пьянов Н.А. Консультации по теории государства и права: Учебное пособие. Иркутск: Иркутский университет, 2004. Ч. 1. 226 с.
15. Хаскельберг Б.Л., Ровный В.В. Переход выморочного наследства к публичному образованию // Наследственное право. 2012. N 1. С. 33 — 41; N 2. С. 31 — 37; N 3. С. 29 — 37; N 4. С. 29 — 37.
Вопросы на тему ЕНВД
Вопросы на тему налоги
Вопросы на тему НДС
Вопросы на тему УСН
Вопросы на тему налоги
Вопросы на тему НДС
Вопросы на тему УСН
Публикации на тему сборы ЕНВД
Публикации на тему сборы
Публикации на тему налоги
Публикации на тему НДС
Публикации на тему УСН
Вопросы на тему ЕНВД
Вопросы на тему сборы
Вопросы на тему налоги
Вопросы на тему НДС
Вопросы на тему УСН
"АКДИ "Экономика и жизнь", N 12(24), 2000
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАЛОГА В НАЛОГОВЫХ ПРАВООТНОШЕНИЯХ
Глава 11 Налогового кодекса РФ посвящена институту обеспечения исполнения обязанности налогоплательщика по уплате налога. В нее включены такие правовые процедуры, как залог, поручительство, приостановление операций по банковским счетам налогоплательщика и арест имущества должника. Однако правовая природа и предназначение указанных процедур различны. Залог и поручительство устанавливаются по соглашению сторон в налоговом правоотношении и дают налоговому органу гарантии на случай неисполнения должником своих обязанностей. Приостановление операций по банковским счетам и арест имущества должника представляют собой меры по обеспечению погашения долга, т.е. применяются в связи с неисполнением обязанностей должника и носят принудительный характер.
Залог в налоговых правоотношениях используется в качестве способа обеспечения исполнения обязанности по уплате налога только в случае изменения срока уплаты налога или сбора, т.е. при предоставлении налогоплательщику отсрочки, рассрочки платежа, налогового кредита или инвестиционного налогового кредита (гл.9 НК РФ) (подробнее см. в статье В. Мешалкина "Изменение срока уплаты налога и сбора", "АКДИ "Экономика и жизнь", N 7, 2000).
Залог имущества оформляется договором между налоговым органом и залогодателем. Залогодателем может быть как сам налогоплательщик или плательщик сбора, так и третье лицо.
К правоотношениям, возникающим при установлении залога в качестве способа обеспечения исполнения обязанностей по уплате налогов и сборов, применяются положения гражданского законодательства, если иное не предусмотрено законодательством о налогах и сборах (п.6 ст.73 НК РФ). В российском гражданском законодательстве залоговые правоотношения регулируются ст.ст.334 - 358 ГК РФ, Законом РФ от 29.05.1992 N 2872-1 "О залоге", который действует в части, не противоречащей ГК РФ, Федеральным законом от 16.07.1998 N 102-ФЗ "Об ипотеке (залоге недвижимости)".
Предметом залога может быть имущество, в отношении которого может быть установлен залог по гражданскому законодательству РФ (п.4 ст.73 НК РФ). Статья 336 ГК РФ предусматривает, что предметом залога может быть любое имущество, не изъятое из оборота, а также имущественные права (требования), за исключением требований, неразрывно связанных с личностью кредитора (об алиментах, возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью), и иных прав, уступка которых другому лицу запрещена законом. Залог отдельных видов имущества, в частности имущества граждан, на которое не допускается обращение взыскания, может быть законом запрещен или ограничен. Перечень видов имущества граждан, на которое не может быть обращено взыскание по исполнительным документам, установлен Гражданским процессуальным кодексом РФ.
Налоговый кодекс РФ содержит лишь одну специальную оговорку в отношении предмета залога: предметом залога по договору между налоговым органом и залогодателем не может быть имущество, заложенное по другому договору.
Заложенное имущество остается у залогодателя либо передается налоговому органу (залогодержателю) за счет средств залогодателя. При передаче предмета залога во владение налогового органа на него возлагается обязанность по обеспечению сохранности заложенного имущества. Условие о том, у какой из сторон находится предмет залога, должно быть включено в договор о залоге.
Совершение каких-либо сделок в отношении заложенного имущества, в том числе сделок, совершаемых в целях погашения сумм задолженности, может осуществляться только по согласованию с залогодержателем.
При неисполнении налогоплательщиком или плательщиком сбора обязанности по уплате причитающихся сумм налога или сбора и соответствующих пеней налоговый орган осуществляет исполнение этой обязанности за счет стоимости заложенного имущества в порядке, установленном гражданским законодательством РФ.
Порядок обращения взыскания на заложенное имущество регулируется ст.ст.349 - 350 ГК РФ. В соответствии с нормами ГК РФ требования залогодержателя удовлетворяются за счет заложенного имущества по решению суда, за исключением следующих случаев:
- в отношении движимого имущества иной порядок обращения взыскания может быть установлен соглашением сторон;
- в отношении недвижимого имущества на основании нотариально удостоверенного соглашения залогодателя с залогодержателем, заключенного после возникновения оснований для обращения взыскания на предмет залога.
Однако взыскание на предмет залога может быть обращено только по решению суда, если:
- для заключения договора о залоге требовалось согласие или разрешение другого лица или органа, например при обращении взыскания на имущество, находящееся в общей совместной собственности;
- предметом залога является имущество, имеющее значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества;
- залогодатель отсутствует и установить место его нахождения невозможно.
Независимо от того, в каком порядке производится обращение взыскания на заложенное имущество: по решению суда либо по соглашению сторон, предмет залога должен быть реализован с соблюдением общих правил, установленных ст.350 ГК РФ.
Реализация заложенного имущества производится путем продажи с публичных торгов. В случаях когда реализация имущества производится в судебном порядке, начальная цена заложенного имущества определяется решением суда, в остальных случаях - соглашением сторон. Имущество продается тому, кто предложил на торгах наивысшую цену.
Если торги объявлены несостоявшимися, залогодержатель вправе по соглашению с залогодателем приобрести заложенное имущество и зачесть в счет покупной цены свои требования, обеспеченные залогом. К такому соглашению применяются правила о договоре купли - продажи.
При объявлении повторных торгов несостоявшимися залогодержатель вправе оставить предмет залога за собой с оценкой его в сумме не более чем на 10% ниже начальной продажной цены на повторных торгах.
Если залогодержатель не воспользовался правом оставить предмет залога за собой в течение месяца со дня объявления повторных торгов несостоявшимися, договор о залоге прекращается.
В случае если стоимость заложенного имущества недостаточна для покрытия требований залогодержателя, он может получить недостающую сумму из прочего имущества должника, если иное не установлено законом или договором. При продаже предмета залога по цене, превышающей требования залогодержателя, разница возвращается залогодателю.
Должник и залогодатель, являющийся третьим лицом, вправе в любое время до продажи заложенного имущества прекратить обращение на него взыскания, исполнив обеспеченное залогом обязательство.
По просьбе залогодателя суд вправе в решении об обращении взыскания на заложенное имущество отсрочить его продажу с публичных торгов на срок до одного года. Отсрочка не затрагивает прав и обязанностей сторон по основному обязательству и не освобождает должника от возмещения возросших за время отсрочки убытков кредитора и неустойки.
Как известно, по общему правилу налогоплательщик обязан самостоятельно исполнить обязанность по уплате налога. Однако иное может быть предусмотрено законодательством о налогах и сборах (п.1 ст.45 НК РФ). В случае когда в качестве залогодателя выступает третье лицо и на его имущество обращается взыскание, обязанность налогоплательщика фактически исполняется за счет средств третьего лица. В такой ситуации залогодатель после погашения задолженности налогоплательщика вправе взыскать с последнего сумму денежных средств, уплаченных в бюджет за счет заложенного имущества, в порядке регресса.
В случае когда на предмет залога взыскание обращается на основании решения суда, его продажа производится судебным приставом - исполнителем в порядке, установленном Федеральным законом от 21.07.1997 N 119-ФЗ "Об исполнительном производстве". В соответствии со ст.77 названного Закона денежная сумма (в том числе полученная путем реализации имущества должника), взысканная судебным приставом - исполнителем с должника, распределяется следующим образом:
- прежде всего оплачивается исполнительский сбор;
- затем погашаются штрафы, наложенные на должника в процессе исполнения исполнительного документа;
- далее возмещаются расходы по совершению исполнительных действий;
- оставшаяся денежная сумма используется для удовлетворения требований взыскателя.
Денежная сумма, оставшаяся после удовлетворения всех требований взыскателя, возвращается должнику.
Налогоплательщикам необходимо обратить внимание, что обязанность по уплате налога считается исполненной не с даты принятия решения об обращении взыскания на предмет залога, а с момента, когда денежные средства, полученные от продажи заложенного имущества, перечислены в бюджет. Только после этого прекращается и начисление пеней на сумму недоимки. Данный вывод следует из нормы, содержащейся в п.5 ст.47 НК РФ, которая устанавливает, что в случае взыскания налога за счет имущества налогоплательщика - организации обязанность по уплате налога считается исполненной с момента реализации имущества налогоплательщика и погашения его задолженности за счет вырученных сумм.
Аналогичная норма содержится и в отношении налогоплательщиков - физических лиц (п.8 ст.48 НК РФ). Однако для налогоплательщиков - физических лиц установлена и еще одна гарантия: с момента наложения ареста на имущество и до перечисления вырученных сумм в соответствующие бюджеты (внебюджетные фонды) пени за несвоевременное перечисление налогов не начисляются.
Читайте также: