Проблема введения налога тобина

Опубликовано: 18.05.2024

2015-06-24
643

Из всего вышесказанного нетрудно сделать вывод, что правительства стран ЕС, затеяв безответственную игру с огнем, сознательно рискуют потерпеть еще одно сокрушительное поражение от рук торговцев валютой и клиентов их инвестиционных фондов. Если их валютный проект провалится, в проигрыше окажется не только европейская экономика. Вера в программу европейской интеграции будет утрачена очень надолго, и старый континент лишится более всего необходимой его нациям в эпоху глобализации способности к совместным действиям. Очевидно, что это путешествие в евротупик свидетельствует о поразительном невежестве ответственных за него политиков равно как и их контролеров в парламентах; их бессилие перед лицом финансовых рынков — это их собственный выбор. А ведь они могли бы обуздать разрушительную силу электронной армии дилеров, даже не возвращаясь к ушедшей в прошлое Бреттон-Вудсовской системе.

Соответствующий план был разработан американским экономистом, лауреатом Нобелевской премии Джеймсом Тобином в 1970-е годы. Уже тогда дерегулированный поток капитала с его внезапными изменениями направления и хаотическими колебаниями курсов валют причинял вред материальной экономике. Тобин предложил «подсыпать песку в механизмы чересчур эффективных международных финансовых рынков» и взимать со всех сделок с иностранной валютой налог в 1 процент [53]. Эта цифра может показаться малой, но она имела бы решающее значение. Прежде всего, игра на разнице процентных ставок между странами и рынками имела бы смысл лишь в исключительных случаях. Тогда для того, например, чтобы поменять низкодоходное капиталовложение в дойчмарках на более выгодные долларовые ценные бумаги, пришлось бы принимать в расчет выплату налоговым органам издержек в размере 2 процентов за конверсию марок в доллары и обратно. /117/ При трехмесячных инвестициях, которые в настоящее время являются совершенно обычным делом, это окупилось бы только в том невероятном случае, если бы разница (в пересчете на год) между ставками процента в Германии и США равнялась 8 процентам. Если бы инвестор захотел оставить деньги на более долгий срок, это, конечно, принесло бы большую прибыль, но было бы сопряжено с более высоким риском того, что разница процентов, а следовательно, и цена инвестиции за это время уменьшатся.

Преимущество плана Тобина для реальной экономики достаточно очевидно. Сразу же по его принятии центральные банки снова оказались бы в состоянии управлять процентной ставкой на своем национальном рынке способом, соответствующим экономической ситуации в стране. Например, в случае спада в Европе при одновременном буме в Соединенных Штатах европейцы могли бы давать деньги взаймы на целых 8 процентов дешевле, чем Фед.

Конечно, «налог Тобина», названный так по имени изобретателя, не позволил бы правительствам устанавливать обменные курсы по своему усмотрению. Но это было бы и неразумно. Если экономики развиваются по-разному, их валютные паритеты также должны иметь возможность меняться. Тем не менее масштаб спекуляций уменьшился бы радикально, и изменение обменных курсов больше соответствовало бы реальным или, на профессиональном жаргоне, «фундаментальным» экономическим данным. В то же время центральные банки вновь смогли бы выполнять свою изначальную функцию — стабилизировать курсы валют. Их интервенционные покупки, освобожденные от налогообложения, снова имели бы вес, поскольку внутри системы перемещалось бы гораздо меньше ликвидного капитала.

Не последним аргументом в пользу налога Тобина на сделки с валютой являются дополнительные поступления в государственную казну. Эксперты подсчитали, что, даже если бы данный налог сократил оборот на две трети, прибыль от его введения в целом по миру составила бы от 150 до 720 миллиардов долларов [54]. Облегчение почувствовали бы не только перенапряженные бюджеты; это был бы «налог на Уолл-стрит и, в виде исключения, не на Мэйн-стрит <Читай: не на непривилегированное большинство (дословно: «не на главную улицу»). — Прим. ред.>», пишет профессор /118/ экономики Бременского университета Йорг Хуфшмид [55]. Имело бы место хотя бы частичное уменьшение сумм, укрываемых от налогообложения финансовой индустрией.

За долгие годы не было выдвинуто ни одного теоретического или политического довода против предложения Тобина, который стоило бы принимать всерьез. Действительно, оно «теоретически безупречно», считает Ганс-Гельмут Котц, главный экономист Girozentrale, центрального сберегательного учреждения Германии. Но в этой простой схеме есть один очевидный изъян: те, чьим интересам она угрожает, решительно настроены против нее и, как и в случае с обычными налогами, стравливают народы мира друг с другом. Котц:

«Нью-Йорк и Лондон всегда будут этому препятствовать» [56]. Если бы остался хоть один крупный финансовый центр, свободный от этого налога, торговцы валютой слетелись бы туда как мухи на мед. И даже если бы все страны «большой семерки» ввели у себя налог Тобина, ничто не помешало бы финансовому сектору формально переместить свой бизнес в оффшорные филиалы от Каймановых островов до Сингапура и тем самым свести на нет предполагаемый ограничительный эффект. Поэтому такой налог на валютные операции «запрограммирован на провал», радостно предсказывает один экономист из Deutsche Bank [57]. Один его американский коллега угрожающе расставил все точки над «и». Если государство начнет вмешиваться в торговлю, сказал он, «мы перенесем наши штаб-квартиры на корабли, плавающие посреди океана» [58].

До сих пор правительства повсюду пасовали перед этой логикой. Законопроект о введении налога Тобина был уже дважды провален в Конгрессе США. Министерство финансов Германии, измученное миллиардными дырами в бюджете, тоже безропотно глотает угрозы финансовых дилеров. Оправдывая отсутствие фискальной борьбы со спекулянтами, министр иностранных дел Юрген Штарк говорит, что предложение Тобина «сегодня уже неприменимо». Оно сработало бы только в том случае, «если бы его приняли все 190 государств мира» [59]. Та или иная разумная схема, призванная «ограничить экономически вредную неуравновешенность валютных рынков, будет похоронена не потому, что она технически невозможна, а только из-за того, что она противоречит интересам банковского сектора», подводит итог Хуфшмид. /119/

Впрочем, даже такой налог на сделки не приведет к обузданию непокорной финансовой индустрии до тех пор, пока государства конкурируют друг с другом за рабочие места и капитал. Но это не означает, что отдельные страны и тем более Европейский Союз должны сидеть сложа руки. Сам Тобин в новом исследовании, опубликованном летом 1995 года, советует им действовать своими силами [60], для чего им пришлось бы сделать лишь еще один шаг — взимать дополнительный налог с займов в своей валюте, предоставляемых зарубежным учреждениям, включая иностранные отделения местных банков. Уклониться от этого налога было бы невозможно. Те, кто хочет спекулировать против франка, должны сперва купить франки. Даже если бы они заказали их в каком-нибудь банке Нью-Йорка или Сингапура, тому все равно пришлось бы рефинансировать себя из банков Франции, которые, в свою очередь, имели бы право облагать своих клиентов дополнительным налогом.

Данный налог подавил бы нежелательную спекуляцию, что называется, в зародыше там, где делаются займы для финансирования издержек. На практике свобода перемещения капитала была бы таким образом отменена посредством косвенного налогообложения. Однако торговлю и реальную экономику это бы не затронуло. Налог едва ли хоть как-то отразился бы на иностранных инвестициях в промышленные и торговые предприятия, но, наверняка, подействовал бы на спекулятивные сделки объемом в миллиарды долларов, рассчитанные на минимальные маржи и способные приносить прибыль при изменениях обменных курсов на сотые доли процента.

Есть некая ирония в том, что Маастрихтский договор недвусмысленно предусматривает восстановление в случае необходимости контроля за перемещением капитала, а банкиры, апологеты свободного рынка, видят в такой стратегии злостную ересь. В своей борьбе за дело капитала они давно уже могут полагаться на большинство редакторов экономических разделов крупнейших газет и журналов. Так, «Франкфурте альгемайне цайтунг», проявив недюжинную фантазию, однажды написала, что налог Тобина привел бы к «государству оруэлловского типа <Имеется в виду тоталитарное общество, описанное в романе-антиутопии «1984» английского писателя Джорджа Оруэлла. — Прим. ред.>, осуществляющему всемирный надзор» [61]. /120/

И все же критиков неконтролируемого денежного рынка, в том числе среди представителей политической элиты, становится все больше. Вот уже много лет серьезные политики, среди которых министры финансов Канады, Японии и Франции и руководители центральных банков Юго-Восточной Азии и Нидерландов, предлагают способы обуздания денежных рынков. Наиболее резкое на сегодняшний день заявление сделал бывший президент Европейской Комиссии Жак Делор. После краха ЕВС летом 1993 года он, выступая на заседании Европарламента в Страсбурге, потребовал принять «меры по ограничению спекулятивных перемещений капитала». Европа, сказал он, должна «быть в состоянии себя защитить. Даже банкирам нельзя позволять делать все, что им вздумается. Почему бы нам не ввести кое-какие правила? Почему бы Сообществу не выступить с соответствующей инициативой?» [62]. Те, с чьими интересами предложение Делора шло вразрез, не замедлили выразить резкий протест. «Куда же мы идем, если человек, который ввел единый рынок, теперь призывает к контролю?» — негодующе осведомился Гильмер Коппер из Deutsche Bank. Он наряду с главами банков Dresdner и Commerz сетовал на «демонизацию спекуляции» и настаивал на том, что не нужно ничего, кроме правильной финансовой политики [63].

Выступить против этих сил давно уже не отваживалось ни одно правительство. Всех, кто ратовал за реформы, быстро поставили на место. Тем не менее дни глобальной финансовой анархии сочтены; рано или поздно не останется иного выбора, кроме как вновь установить жесткий государственный контроль над рынками капиталов. Ибо полностью совладать с хаотической динамикой финансового мира не под силу даже его действующим лицам. Риск, накапливающийся в среде их обитания — киберпространстве миллионов взаимосвязанных компьютеров, можно сравнить с риском, заложенным в атомной технологии.

Науке он известен уже давно, практический опыт, и то крайне неудачный, имеет одна Швеция. Теперь в Европе спорят о том, можно ли взимать налог на финансовые трансакции только в 17 странах еврозоны. Или это бессмысленно?

Финансовые рынки - источник налоговых поступлений?

Налог на финансовые трансакции напоминал американскому экономисту Джеймсу Тобину чудовище Лох-Несс: "Оно то и дело всплывает и возбуждает фантазию людей, чтобы потом вновь исчезнуть". В этой шутке лауреата Нобелевской премии было немало горечи: "налог Тобина" при жизни его автора так и не обрел реальных очертаний - равно как и загадочный обитатель шотландского озера.

Кейнс, Тобин и антиглобалисты

Профессор Джеймс Тобин

Впервые идея налога, который позволил бы регулировать финансовые рынки, особенно рынок деривативных инструментов, "всплыла" в 30-е годы прошлого века, когда ее высказал знаменитый британский экономист Джон Мейнард Кейнс. В 1972 году Джеймс Тобин, подхватив и развив ее, выступил с конкретным планом облагать налогом в размере от 0,05 до 1,0 процента обороты всех трансграничных валютных операций. Ученый считал, что это поможет обуздать краткосрочную игру спекулянтов, поскольку многие сделки станут просто бессмысленными, и сделает обменные курсы денежных единиц более точным отражением долгосрочных макроэкономических процессов.

Спустя четверть века эта идея вдохновила антиглобалистов. Требование обложить налогом глобальный финансовый рынок стало идеологической основой созданной в 1998 году во Франции довольно влиятельной сегодня организации Attac. В 2011 году это требование не раз звучало и во время акций движения "Оккупируй Уолл-стрит". Однако в политических кругах Запада к "налогу Тобина" долгое время относились весьма прохладно, хотя в Европе у него и были отдельные высокопоставленные сторонники.

Элемент новой мировой финансовой архитектуры

Ситуация изменилась в ходе всемирного кризиса 2008-2009 годов. Вызванные им потрясения заставили страны "большой двадцатки" заговорить о необходимости новой мировой финансовой архитектуры. В качестве одного из способов усилить регулирование рынков, бесконтрольность которых поставила мир на грань катастрофы, рассматривалось и введение налога на финансовые трансакции.

Трейдеры на Чикагской товарно-сырьевой бирже ежедневно спекулируют гигантскими суммами

При этом имеются в виду не обычные банковские операции, совершаемые рядовыми вкладчиками, а биржевые и внебиржевые сделки с ценными бумагами, валютами, деривативами и сырьевыми товарами, которыми занимаются банки, инвестиционные компании, хедж-фонды и другие профессиональные игроки.

Но стоило кризису немного отступить, как энтузиазма у политических лидеров целого ряда стран заметно поубавилось. Речь идет, прежде всего, о США и Великобритании, для экономик которых финансовый сектор имеет чрезвычайно большое значение. Да и государства с развивающимися рынками, будь то Китай или, например, Россия, собирающаяся превратить Москву в новый финансовый центр, изначально относились к этому замыслу более чем скептически. Поэтому идея налога начала вновь погружаться в забытье, ведь в условиях глобального финансового рынка его введение имеет смысл только тогда, когда он взимается на всех основных торговых площадках планеты, иначе спекулянты просто перенесут свой бизнес из одной точки в другую.

Ставка отнюдь не драконовская: 0,01 процента

И вот в конце 2011 года о налоге на финансовые трансакции вновь активно заговорили - на этот раз только в Европе, точнее говоря - в еврозоне. Она переживает сейчас тяжелейший долговой кризис, а потому складывается впечатление, что возродившийся интерес к давней идее вызван не столько стремлением усилить регулирование рынков и обуздать спекулянтов, сколько просто желанием пополнить дефицитные госбюджеты. Европейская комиссия подсчитала: отнюдь не драконовская ставка 0,01 процента (1 евро с 10 000 евро оборота) ежегодно обеспечивала бы 27 странам ЕС 57 миллиардов евро.

Ангела Меркель и Николя Саркози - решительные сторонники нового налога

Самым решительным поборником нового налога считается президент Франции Николя Саркози. В начале января 2012 года он даже заявил, что готов взимать его в одной только Франции. Убежденным сторонником налога является канцлер Германии Ангела Меркель (Angela Merkel). Она, правда, против индивидуальных решений на национальном уровне, но готова при необходимости согласиться на реализацию этой меры только в 17 странах еврозоны, если Великобритания и дальше будет блокировать введение налога во всем Европейском Союзе.

Позиция Ангелы Меркель пользуется растущей поддержкой как в ее собственной партии ХДС, так и в целом в немецких политических кругах. "Налог с оборота взимается со всего что угодно - от детского питания и кофеварок до автомобилей и промышленного оборудования. Но только не с финансовых трансакций", - возмущается президент бундестага ФРГ христианский демократ Норберт Ламмерт (Norbert Lammert).

Немецкие либералы призывают не дотировать Лондон

Против выступает лишь младший партнер по правящей коалиции в Берлине - либеральная партия СвДП. Ее финансовый эксперт Херман Отто Зольмс (Hermann Otto Solms) не устает напоминать о "единственной практической попытке" в сфере налогообложения финансовых трансакций, которая "закончилась полным провалом". Он имеет в виду Швецию, где с 1985 по 1992 годы действовал налог на биржевой оборот, который привел к массовому оттоку инвесторов со Стокгольмской биржи на другие площадки, прежде всего - в Лондон.

Немецкие либералы утверждают, что введение налога лишь в 17 странах еврозоны фактически будет означать дотирование лондонского финансового центра, и поэтому предлагают добиваться компромисса с британскими властями на почве давно уже существующего в Великобритании гербового сбора с операций с ценными бумагами. Но у него имеется существенный недостаток: он не распространяется на самые спекулятивные и опасные операции с деривативами.

Автор: Андрей Гурков
Редактор: Юлия Сеткова

Просьба Банка России к Минэкономразвития сдерживать информационную активность Глазьева связана с их давними кардинальными разногласиями. Такую оценку скандалу дал в комментарии ФБА "Экономика сегодня" член Комитета Госдумы по бюджету и налогам Евгений Федоров.

Банк России написал жалобу в Минэкономразвития России с критикой инициатив министра Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) и экс-советника президента РФ Сергея Глазьева. Регулятор просит "сдерживать информационную активность" оппонента после того, как он выступил с предложением на фоне пандемии коронавируса ввести новые меры макроэкономической и денежно-кредитной политики.

В частности, Глазьев предложил шаги по стабилизации обменных курсов национальных валют, нейтрализации спекулятивных атак, защите финансового рынка от угроз, обеспечению безопасности и устойчивости валютно-финансовой системы ЕАЭС. Главной министр выдвинул идею о вводе в ЕАЭС налога на неторговые валютообменные операции, чтобы ограничить вывоз капитала за рубеж, а сборы от налога использовать в общих целях. По мнению экспертов, эта инициатива и вызвала неприятие Центробанка.

"Глазьев давно и неоднократно критикует политику Банка России, который во многом действует установками начала 1990-х, - отмечает Федоров. – У них принципиально разные подходы и взгляды на то, как должна регулироваться денежно-кредитная политика РФ. Центробанк раньше предпочитал просто игнорировать альтернативные предложения, которые звучали не только от Глазьева, но и от других помощников президента. А сейчас явно перешел в атакующую позицию.

В частности, регулятора критикуют за удержание ключевой ставки на очень высоком уровне, что сдерживает предпринимательскую активность в России и доступ к кредитам для бизнеса. Однако ЦБ упорно ведет крайне осторожную деятельность по снижению, аргументируя нежеланием повышать инфляционные риски. Хотя, по сути, он своей политикой на волне кризиса не пресекает спекулятивные валютные операции в России и возможности для них".

Традиционные перепалки с Центробанком

Глазьев - экс-министр внешнеэкономических связей, депутат Госдумы трех созывов, бывший заместитель генсекретаря ЕврАзЭС, академик РАН. С 2012 по 2019 год был советником президента РФ по координации деятельности органов власти, направленной на развитие евразийской интеграции в рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства России, Белоруссии и Казахстана.

Ранее он уже обвинял Центробанк в том, что, перейдя от таргетирования курса рубля к сдерживанию инфляции, регулятор отдал отечественную валюту на откуп финансовым спекулянтам. А в апреле 2016 года экономист написал в твиттере, что в созданной Банком России "новой реальности" выживают "только спекулянты", а производство умирает.

"Сегодня мы явно видим, что Банк России на фоне кризиса стал более смел в общении с оппонентами, но по-прежнему не желает вступать в открытую полемику по курсу денежно-кредитной политики. Регулятор явно чувствует, что сейчас его значимость куда выше, чем мнение отдельных чиновников. Альтернативные мнения об экономическом курсе просто отсекаются – даже говорить об этом, по мнению руководства ЦБ, недопустимо.

Если сейчас ввести по предложению Глазьева налог на вывоз валюты, поднимется возмущение людей, которые в России лишь зарабатывают, а живут в основном за рубежом. Среди них есть очень влиятельные и богатые персоны. ЦБ предвидит связанное с этим противодействие и играет на руку людям, в отношении которых инициатива направлена. Насколько это оправданно, каждый сделает вывод для себя сам", - считает Федоров.

Глазьев предложил опробовать теорию

Глазьев своим предложением по налогу на вывозимый капитал продвигал идею "налога Тобина" (Tobin tax). Это лишь теория, которая никогда на практике еще не испытывалась и явной оценки эффективности или недостатков не получала. Ее еще в 1978-м сформулировал лауреат Нобелевской премии по экономике Джеймс Тобин. Он продвигал идею налога для контроля над капиталами.

В упрощенном виде теория звучит так: если ввести налог на операции с иностранными валютами даже в минимальные 0,1%-0,25%, это могло бы резко ограничить трансграничные валютные спекуляции, сделав большую часть из них невыгодными, и уменьшить их вред, особенно для развивающихся стран.

"Можно долго обсуждать "налог Тобина" с разных точек зрения, но совершенно очевидно, что его реализация в России не нравится определенной прослойке людей. А Центробанк за последние 29 лет кардинально не менял сути своей работы, лишь иногда немного корректировал денежно-кредитную политику. И в целом он помогает обороту доллара в России, слабо контролируя выводы капиталов в офшоры по итогам незаконных операций.

Глазьев и его единомышленники считают, что задача ЦБ принципиально иная – нужно кардинально менять всю систему регулирования, контроля и управления. А это - полная перестройка всех принципов работы регулятора, включая базовые. Руководство Банка России устраивают и нынешние условия. Отсюда и раздражение, когда Глазьев вновь продвигает свои инициативы на фоне непростого для российской экономики периода", - заключает Евгений Федоров.

После того, когда спала первая волна мирового финансового кризиса (2007-2009), экономисты стали думать о способах предотвратить повторение финансового цунами. Так родилась идея ввести «налог Робин Гуда» - налог на межбанковские транзакции, который охладил бы спекулятивный пыл банкиров и предотвратил образование пузырей на финансовых рынках.

Первоначально коллективное письмо подписали 350 ведущих экономистов мира. На следующий год под петицией стояли подписи уже тысячи экономистов из 53 стран. Среди подписантов - нобелевские лауреаты Пол Кругман и Джозеф Стиглиц, влиятельный советник Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна — Джеффри Сакс, профессора ведущих университетов Европы и США.

Идея налога получила поддержку ряда государственных и политических деятелей. В частности, за введение налога высказались британский премьер-министр Гордон Браун, премьер-министр Греции Йоргос Папандреу, ряд ведущих государственных чиновников Германии и особенно Франции. Было немало и противников налога, главный из них – Соединенные Штаты.

Идея налога Робин Гуда родилась не на пустом месте. Налог увязывался с именем американского экономиста Джеймса Тобина (1918-2002), который обосновал его в 70-е годы ХХ века. В специальной литературе он так и называется: «Налог Тобина». Американский экономист полагал, что, для того чтобы привести в чувство финансовых спекулянтов, достаточно установить ставку налога в диапазоне от 0,1 до 0,25% с объемов денежных транзакций (оборотов).

В 80-е годы прошлого века такой налог ввела Швеция. Однако все кончилось тем, что шведские спекулянты ушли с внутреннего финансового рынка, переместившись на рынок соседней Великобритании. Через семь лет Швеция отказалась от налога. Стало понятно, что эффект от налога можно получить лишь в случае его одновременного введения во всех странах, по крайней мере в тех, где имеются высокоразвитые финансовые рынки. Тем временем игра финансовых спекулянтов с каждым годом становилась все более азартной, и ставок, которые изначально предлагал Джеймс Тобин, было уже недостаточно. Нужны были более мощные налоговые тормоза.

Ухудшение финансового и экономического положения Европы (общеевропейский долговой кризис, финансовый кризис в Греции и т.д.) заставили Брюссель искать быстрые и эффективные способы стабилизации. О налоге Тобина вспомнили снова. 14 февраля 2013 года Европейская комиссия (ЕК) приняла решение о введении налога на финансовые операции (НФО). Были определены ставки НФО: 0,1% на операции по купле-продаже акций и облигаций и 0,01% на операции с производными финансовыми инструментами.

Банковское сообщество США отреагировало на эту новацию протестом, заявив, что в случае введения НФО американские банки и финансовые компании уйдут из соответствующих стран ЕС. К ультиматуму США подключилась Великобритания. Британский премьер Дэвид Кэмерон заявил, что его страна наложит вето на общеевропейский налог на финансовые операции. Лондон - крупнейший финансовый центр мира, введение НФО в Великобритании означало бы зарезать курицу, несущую золотые яйца. Британский премьер разъяснил, что Лондон готов ввести НФО лишь в том случае, если этот налог будет не общеевропейским, а всемирным. А пока перспективы введения всемирного НФО весьма туманны, любая страна может вводить налог самостоятельно, но не имеет право навязывать его другим.

В итоге введение в силу решения ЕК о НФО было отложено. После протестов Кэмерона Саркози заявил, что Франция введет налог в одностороннем порядке. Кончилось тем, что Франция и Италия в несколько усеченном виде указанный налог всё же ввели. Однако в мире финансов чудес не бывает. Часть финансовых операций из названных двух стран переместилась в соседние страны. После введения налога объем торгов на итальянском фондовом рынке упал в 2013 году на 12% по сравнению с предыдущим годом. В то же время на всех остальных фондовых рынках в Европе он вырос на 7%.

Ровно через два года после первого нереализованного решения ЕК о НФО Европейский союз вынужден был вновь вернуться к обсуждению налога. Министры финансов одиннадцати стран (Австрии, Бельгии, Германии, Греции, Испании, Италии, Португалии, Словакии, Словении, Франции и Эстонии) обсудили и поддержали обновленный план введения НФО. Ключевым стало изменение позиции Франции. До сих пор Австрия и Германия выступали за то, чтобы налог брался с так называемых производных финансовых инструментов вроде фьючерсов, а Франция была против, объясняя это тем, что ее банки контролируют не менее четверти европейского рынка таких инструментов, выпущенных на основе акций. Теперь Франсуа Олланд заявил, что поддерживает обложение максимально возможного числа объектов финансовых операций, в том числе и торговлю производными инструментами, но по максимально низкой ставке. Брюссель в прошлом году сообщил, что сторонам удалось договориться по ставкам и объектам налогообложения; он анонсировал старт новой системы налогообложения с 1 января 2016 года. Предварительные расчеты налоговых поступлений дают цифру 57 млрд. евро в год. При этом больше половины дадут налоги по операциям с производными финансовыми инструментами, привязанными к процентным ставкам.

Всё же по некоторым позициям ясности нет. Всех волнует вопрос: в чей бюджет должны поступать деньги от налога? Вот, например, сделка с куплей-продажей акций. Налог может поступать в бюджет страны-покупателя, страны-продавца или страны, в которой зарегистрирована компания-эмитент акций. Впрочем, есть еще один вариант: поступление НФО в общий бюджет ЕС. Многих европейских политиков и экономистов очень смущает асимметрия Евросоюза, существующая уже много лет. Она проявляется в том, что Центральный банк у ЕС имеется, а вот Министерства финансов (казначейства) нет.

В этом смысле знаменательно опубликованное 8 февраля совместное заявление глав центробанков Германии и Франции Йенса Вайдмана и Виллероя де Гало. В заявлении содержатся требования немедленного и радикального реформирования ЕС. Суть реформирования – передача странами-членами ЕС еще большей части своих прав и полномочий на общеевропейский уровень. Одно из предложений – создание общеевропейского министерства финансов. В случае создания такого министерства НФО может стать первым общеевропейским налогом, пополняющим общую казну ЕС.

На сегодняшний день положение таково, что с момента появления работ Тобина о налоге на финансовые операции прошло уже более сорока лет, а прогресс в деле его практического применения пока мизерный. Некоторые страны, правда, пользуются налогами на финансовые операции, но несколько по-другому, нежели это описано у Тобина. Известно достаточно много случаев, когда страны для стабилизации своих экономик и валютных курсов национальных денежных единиц прибегают к ограничениям трансграничного движения капитала. Чаще всего это ограничения административного характера, но в качестве альтернативы могут использоваться налоги на трансграничные финансовые операции. Естественно, что ставки налогов в этих ситуациях существенно выше, чем те, которые рекомендовал Тобин. Такой налог, в частности, в 2009 году ввела Бразилия на иностранные инвестиции. Ставка составила 2% от суммы капитала. Этого оказалось недостаточно для того, чтобы остановить рост курса местной валюты (риала), и в следующем году ставка была увеличена до 4%. После стабилизации экономической ситуации в Бразилии в 2013 году налог был отменен.

Честно говоря, назвать планы Европы по введению НФО «налогом Робин Гуда» язык не поворачивается. Поступления от НФО в Европейском союзе предназначаются не для того, чтобы бороться с бедностью. Сегодня одна из главных проблем Европы – стабилизация ее банковской системы через усиление надзора над так называемыми системообразующими кредитными организациями и пополнение их капитала. «Системоообразующие» – это примерно полторы сотни банковских гигантов типа Дойче банк или Сосьете Женераль. Самостоятельно нарастить недостающий капитал эти гиганты не могут и ждут помощи от Брюсселя (Европейская комиссия) и Франкфурта (Европейский центральный банк).

…В случае, если сторонникам «единой Европы» удастся ввести общеевропейский налог на финансовые операции и учредить общий бюджет ЕС, собранные налоги вернутся к тем, кто их платил, то есть к банкам. Банкиров сегодня в Европе и во всём мире без стеснения называют разбойниками, но не благородными разбойниками, как Робин Гуд, а безжалостными, алчными грабителями, не знающими пощады.

by Павел Абрамов

Налог Тобина – это налог на конвертацию наличной валюты, который первоначально предлагался с целью наказания за краткосрочные валютные спекуляции. Скорее чем налог на потребление Уплачиваемый потребителями налог Тобина должен был применяться к участникам финансового сектора как средство контроля стабильности валюты данной страны. Сегодня он более официально известен как налог на финансовые транзакции (FTT), или менее формально – налог Робин Гуда.

Ключевые моменты

Налог Тобина был введен в действие, чтобы регулировать или штрафовать спекуляцию краткосрочной валютной торговлей.
Налог может быть использован для генерации потоков доходов для стран, которые видят много краткосрочного движения валюты.
Налог Тобина часто называют налогом Робин Гуда, так как многие видят в нем способ получать небольшие суммы денег от людей, которые совершают крупные краткосрочные обмены валют.

когда фиксированные курсы валют под Бретон вудс Система была заменена на гибкий обменный курс в 1971 году произошло массовое перемещение средств между различными валютами, что угрожало дестабилизировать экономику. Кроме того, рост краткосрочных валютных спекуляций, вызванный характером свободного валютного рынка, увеличил экономические издержки, которые несут страны, обменивающие валюты.

Налог Тобина, предложенный Джеймсом Тобином в 1972 году, направлен на смягчение или устранение этих проблем. Налог был принят рядом европейских стран и Европейской комиссией, чтобы препятствовать краткосрочным валютным спекуляциям и стабилизировать валютные рынки.

Налог Тобина был первоначально введен американским экономистом Джеймс Тобин (1918-2002), лауреат Нобелевской премии по экономике в 1981 году.

Налог на валютные операции не влияет на долгосрочные инвестиции. Он только навязывается чрезмерным поток денег это регулярно перемещается между финансовыми рынками через действия спекулянтов в поисках высоких краткосрочных процентных ставок. Налог уплачивается банками и финансовыми учреждениями, которые получают прибыль от волатильности рынка, занимая чрезмерные краткосрочные спекулятивные позиции на валютных рынках.

По словам Тобина, для эффективной работы такой налог должен быть принят на международном уровне и быть единообразным, а вырученные средства пожертвованы развивающимся странам. Хотя Тобин предложил ставку 0,5%, другие экономисты предложили ставки в диапазоне от 0,1% до 1%. Но даже по низкой ставке, если бы каждая финансовая операция, происходящая в мире, облагалась налогом, можно было бы получить миллиарды доходов.

Первоначальное намерение ввести налог Тобина с годами искажалось различными странами, применяющими его. В то время как предложенный Тобином налог на валютные биржи был направлен на ограничение дестабилизирующих потоков капитала через границы, что затрудняет реализацию независимыми странами денежно-кредитная политика Быстро перемещая деньги назад и вперед между странами с разными процентными ставками, некоторые страны теперь вводят налог Тобина как средство получения доходов для экономического и социального развития.

Например, в 2013 году Италия приняла налог Тобина не потому, что столкнулась с нестабильностью обменного курса, а потому, что столкнулась с долговым кризисом, неконкурентоспособной экономикой и слабым банковским сектором. Расширяя налог на валютные операции до высокочастотная торговля Итальянское правительство стремилось стабилизировать рынки, уменьшить финансовые спекуляции и повысить доходы.

Налог Тобина был спорным с момента его введения. Противники налога указывают, что это устранит любой потенциал прибыли для валютных рынков, поскольку это, вероятно, уменьшит объем финансовых операций, замедляя глобальный экономический рост и развитие в долгосрочной перспективе. Сторонники утверждают, что налог поможет стабилизировать валюту и процентные ставки, потому что центральные банки многих стран не имеют резервов наличных денег, которые были бы необходимы, чтобы сбалансировать распродажу валюты.

Читайте также: