Налоги в третьем рейхе

Опубликовано: 29.04.2024

Успех Гитлера в первые годы его правления опирался только на достижения внешней политики, которая обеспечила бескровные завоевания, но и на экономическое возрождение Германий, которое в партийных кругах и даже среди некоторых зарубежных экономистов превозносилось как чудо. Очень многим так и могло показаться. Безработица - это проклятие 20 - начала 30-х годов сократилась, как мы видели, с шести миллионов в 1932 году до менее одного миллиона спустя четыре года. За период с 1932 по 1937 год национальное промышленное производство возросло на 102 процента, а национальный доход удвоился. Стороннему наблюдателю Германия середины 30-х годов могла показаться огромным пчелиным ульем. Колеса индустрии вращались все быстрее, и каждый трудился изо всех сил.

В течение первого года экономическая политика нацистов, которая в значительной мере определялась д-ром Шахтом (на Гитлера она наводила тоску, поскольку в экономических вопросах он был почти полным невеждой), сводилась к усилиям трудоустроить всех безработных путем резкого увеличения фронта общественных работ и стимулирования частного предпринимательства. Безработным был предоставлен правительственный кредит в виде специальных векселей. Значительно снизились налоги для тех компаний, которые расширяли капитальные вложения и обеспечивали рост занятости.

Но истинной основой возрождения Германии было перевооружение, на которое начиная с 1934 года нацистский режим направил все усилия предпринимателей и рабочих наряду с усилиями военных.

Вся экономика Германии, которая на нацистском жаргоне именовалась военной экономикой, была намеренно организована так, чтобы функционировать не только во время войны, но и в мирное время, также ориентированное на войну. В своей опубликованной в Германии в 1935 году книге "Тотальная война", название которой было неверно переведено на английский как "Нация во время войны", генерал Людендорф подчеркивал необходимость тотальной мобилизации экономики страны, как и всего остального, чтобы надлежащим образом подготовиться к тотальной войне. Эта идея была не нова для нацистов. В течение XVIII-XIX веков Пруссия, как мы убедились, направляла около 5/7 государственного дохода на армию и вся ее экономика всегда рассматривалась в первую очередь как орудие обеспечения военной политики, а не народного благосостояния. Теперь нацистскому режиму оставалось лишь реализовать идею военной экономики с поправкой на третье десятилетие XX века. Результаты косвенно подытожил начальник военно-экономического штаба генерал-майор Георг Томас: "Истории известны лишь несколько случаев, когда страна даже в мирное время намеренно и систематически направляла весь свой экономический потенциал на нужды войны, как это имеет место в случае с Германией, которая была вынуждена поступить так в период между двумя мировыми войнами".

Германия, конечно, не была "вынуждена" готовиться к войне в таких масштабах - это было преднамеренным решением Гитлера. В секретном Законе об обороне от 21 мая 1935 года он назначил Шахта полномочным генералом военной экономики, обязав его "начать свою работу еще в мирное время" и предоставив ему власть для руководства "экономической подготовкой к войне". Несравненный д-р Шахт не стал ждать наступления весны 1935 года, чтобы начать расширенное строительство немецкой военной экономики. 30 сентября 1934 года, менее чем через два месяца после своего назначения министром экономики, он представил на рассмотрение фюрера "Доклад о ходе работы по экономической мобилизации по состоянию на 30 сентября 1934 года", в котором с гордостью подчеркивал, что на министерство "возложена экономическая подготовка к войне". 3 мая 1935 года, за четыре недели <Точнее, за 18 дней до назначения. - Прим. пер.>до своего назначения полномочным генералом военной экономики, Шахт вручил Гитлеру составленную им лично памятную записку, которая начиналась с утверждения, что "осуществление программы вооружения в надлежащем темпе и в необходимых масштабах есть прямая (подчеркнуто им. - Авт.) задача немецкой политики, поэтому все остальное должно быть подчинено этой цели". Шахт пояснил Гитлеру, что, поскольку вооружения приходилось маскировать вплоть до 16 марта 1935 года (когда Гитлер объявил о призыве в армию для формирования 36 дивизий), на первом этапе необходимо использовать печатный станок для изготовления денег на финансирование вооружений. Он отметил также с ухмылкой, что средства, конфискованные у врагов государства (в основном у евреев) или снятые, например, с замороженных иностранных счетов, позволили оплатить пушки. И похвастался: "Таким образом, расходы на наши вооружения частично покрывались за счет кредитов наших политических врагов".

Хотя во время суда на Нюрнбергском процессе он, набросив; на себя личину невинности, протестовал против предъявленных. ему обвинений в участии в нацистском заговоре в целях подготовки агрессивной войны и заявил, что действовал как раз наоборот, - правда заключается в том, что никто иной не нес большей ответственности за экономическую подготовку войны, спровоцированную Гитлером в 1939 году, чем Шахт. Это полностью признавало и командование немецкой армии. По случаю 60-летия Шахта армейский журнал "Милитервохенблатт" в номере от 22 января 1937 года превозносил его как "человека, который сделал экономически возможным восстановление вермахта". И далее читаем: "Силы обороны обязаны огромным способностям Шахта тем, что, несмотря на все финансовые трудности, они смогли из армии, насчитывавшей 100 тысяч человек, вырасти до уровня их современной мощи".

Присущее Шахту умение виртуозно устраивать финансовые дела было направлено на оплату подготовки третьего рейха к войне. Печатание банкнотов было лишь одной из его уловок. Он проворачивал махинации с валютой так ловко, что, как подсчитали иностранные экономисты, немецкая марка одно время обладала 237 различными курсами сразу. Он заключал поразительно выгодные для Германии товарообменные сделки с десятками стран и, к удивлению ортодоксальных экономистов, успешно демонстрировал, что, чем больше ты должен стране, тем шире можешь развернуть с ней бизнес. Создание им системы кредита в стране, у которой мало ликвидного (легко реализуемого) капитала и почти нет финансовых резервов, стало находкой гения или, как говорили некоторые, ловкого манипулятора. Изобретение им так называемых векселей "мефо" может служить тому примером. Это были векселя, выдаваемые Рейхсбанком и гарантируемые государством. Использовались они для выплат компаниям по производству вооружений. Векселя принимались всеми немецкими банками, а затем учитывались немецким Рейхсбанком. Они не фигурировали ни в бюллетенях национального банка, ни в государственном бюджете, что позволяло сохранить в секрете масштабы перевооружения Германии. С 1935 по 1938 год они использовались исключительно для финансирования перевооружения и оценивались в 12 миллиардов марок. Разъясняя однажды их функцию Гитлеру, министр финансов граф Шверин фон Крозиг робко заметил, что они были всего лишь способом "печатать деньги".

В сентябре 1936 года в связи с передачей четырехлетнего плана под жесткий контроль Геринга, который стал вместо Шахта диктатором экономики, хотя был в этой области почти таким же невеждой, как Гитлер, Германия перешла к системе тотальной военной экономики. Целью четырехлетнего плана было превратить за четыре года Германию в страну, которая сама обеспечивала бы себя всем необходимым, чтобы в случае войны ее не смогла удушить военная блокада. Импорт был сокращен до минимума, был введен жесткий контроль за ценами и размером заработной платы, дивиденды ограничивались 6 процентами годовых, строились огромные заводы по производству синтетического каучука, тканей, горючего и другой продукции из собственного сырья. Были также построены гигантские заводы Германа Геринга, производившие сталь из местной низкосортной руды. Короче говоря, немецкая экономика была мобилизована на нужды войны, а промышленники, доходы которых резко подскочили, превратились в винтики военной машины. Их деятельность была скована такими ограничениями, такой огромной отчетностью, что д-р Функ, сменивший Шахта в 1937 году на посту министра экономики, а в 1939 году на посту президента Рейхсбанка, был вынужден с сожалением признать, что "официальная отчетность теперь составляет более половины всей деловой переписки предпринимателей" и что ведение "немецкой внешней торговли предполагает заключение 40 тысяч отдельных сделок ежедневно и на каждую из них необходимо заполнить 40 различных документов".

Заваленные горами бумаг, постоянно получающие указания от государства, что, сколько и по какой цене производить, отягощенные растущими налогами, облагаемые нескончаемыми крупными "специальными отчислениями" на партию, промышленники и коммерсанты, которые с таким энтузиазмом приветствовали установление гитлеровского режима, поскольку рассчитывали, что он уничтожит профсоюзы и позволит им беспрепятственно заниматься свободным предпринимательством, теперь ощутили глубокое разочарование. Одним из них был Фриц Тиссен, который в числе первых сделал наиболее щедрые отчисления в кассу партии. Бежав из Германии накануне войны, он признал, что "нацистский режим разрушил немецкую промышленность", и всем, кого встречал за рубежом, говорил: "Ну и дурак же я был!"

Поначалу, однако, бизнесмены тешили себя надеждами, что нацистское правление ниспослано им в ответ на все их молитвы. Бесспорно, "неизменная" партийная программа провозглашала зловещие призывы национализировать тресты, справедливо делить доходы в оптовой торговле, "коммунилизировать универмаги, сдавая торговые места в них за невысокую плату внаем мелким торговцам" (пункт 16 программы), провести земельную реформу и отменить проценты на закладные, но промышленники и финансисты вскоре поняли, что в намерения Гитлера не входило считаться с каким бы то ни было ее пунктом, что радикальные обещания были включены в нее лишь для того, чтобы получить голоса избирателей В течение первых нескольких месяцев 1933 года ряд партийных радикалов попытались было установить контроль над ассоциациями предпринимателей, взять на себя управление крупнейшими универмагами и учредить корпоративное (с местным самоуправлением) государство по примеру того, какое пытался создать Муссолини, однако Гитлер быстро добился их замены консервативными предпринимателями. Один из них, Готфрид Федер, бывший в числе первых наставников Гитлера в области экономики, человек со странностями, стремившийся упразднить "процентное рабство", получил пост помощника министра экономики. Но его шеф, д-р Карл Шмидт, страховой магнат, всю жизнь занимавшийся выдачей ссуд и получением на них процентов, не давал ему никакой работы, а когда позднее министерство возглавил Шахт, он и вовсе освободился от услуг Федера.

Мелкие предприниматели, первоначально являвшиеся одной из главных опор партии и многого ожидавшие от канцлера Гитлера, по меньшей мере многие из них, вскоре обнаружили, что их постепенно ликвидируют и вынуждают вновь влиться в ряды тех, кто живет на зарплату. После принятия законов в октябре 1937 года все корпорации с капиталом менее 40 тысяч долларов просто распустили, запретив создавать новые с капиталом менее 200 тысяч долларов. Это сразу привело к сокращению числа мелких фирм на одну пятую. Но крупные картели, которым покровительствовала даже Веймарская республика, получили со стороны нацистов дополнительную поддержку. По закону от 15 июля 1933 года их создание фактически было признано обязательным. Министерству экономики предоставлялось право принудительно создавать новые картели и предписывать фирмам объединяться с существующими. Нацисты сохранили систему промышленных и торговых ассоциаций, образованных во времена республики в огромном количестве. Однако в соответствии с основополагающим законом от 27 февраля 1934 года они были реорганизованы на четких принципах подчиненности и поставлены под контроль государства. Все предприятия были обязаны входить в соответствующие ассоциации. Во главе этой невероятно сложной структуры стояла Экономическая палата рейха, президентом которой назначался государством. Ей подчинялись семь национальных экономических групп, двадцать три экономические палаты, сто палат промышленности и торговли и семьдесят палат кустарных ремесел. В этой запутанной, как лабиринт, системе, среди бесчисленного количества отделов и агентств министерства экономики и управлений четырехлетнего плана, среди похожей на ниагарский водопад лавины специальных законов и указаний часто терялся даже опытный бизнесмен, поэтому, чтобы обеспечить деятельность фирме приходилось нанимать специальных адвокатов. Неудивительно, что взятки за то, чтобы найти путь к нужному высокопоставленному виновнику, принимавшему решения, от которых зависело размещение заказов, взятки за то, чтобы обойти бесчисленные правила и инструкции, изданные правительством и торговыми ассоциациями, достигли в третьем рейхе астрономических цифр. "Экономической необходимостью" назвал эту систему в беседе с автором книги один бизнесмен.

Однако, несмотря на столь беспокойную жизнь, предприниматель извлекал немалую прибыль. Доходы от перевооружения получала главным образом тяжелая промышленность. С 2 процентов в удачном 1926 году, году промышленного бума, они выросли до 6,5 процента в 1938 году. Даже закон, ограничивавший прибыль 6 процентами, не создавал трудностей компаниям, скорее наоборот. В теории согласно закону вся прибыль сверх 6 процентов шла на приобретение облигаций правительственных займов, об изъятии ее не могло быть и речи. На практике же большинство фирм вкладывали эту невыплаченную прибыль в собственное дело. Со 175 миллионов марок в 1932 году она возросла до 5 миллиардов марок в 1938 году, когда общие накопления в сберегательном банке достигли лишь 2 миллиардов марок, или менее половины суммы невыплаченных прибылей. Общая сумма выплаченной прибыли в виде дивидендов составила лишь 1,2 миллиарда марок. Помимо чувства удовлетворения от получения повышенных барышей, предприниматель был доволен также тем, что Гитлер поставил рабочих на место. Отныне не раздавались неоправданные требования повысить заработную плату. В действительности она была даже несколько урезана, несмотря на рост стоимости жизни на 25 процентов. Главное - не было так дорого обходившихся забастовок. Практически же их не было вообще - проявления подобных беспорядков в третьем рейхе были запрещены.

Как жили немцы в то время, когда Вторая мировая война стремительно приближалась к своему завершению?

В 1944 году военные сводки, которые доходили до населения рейха, имели огромное значение. Конечно, все они были детально проработаны, поскольку военная пропаганда по-прежнему находилась в руках доктора Геббельса, доверие к которому, стоит отметить, к этому времени сильно пошатнулось. Однако радиоведущим, комментаторам тех военных лет, коими являлись Ганс Фриче и Курт Дитмар, население верило безоговорочно, поглощая каждое сказанное ими слово.

Приток информации поступал и извне, от непосредственных участников событий: отпускники и раненые постоянно шли с фронта. Можно ли было скрыть высадку союзников в Нормандии, поражение под Сталинградом, капитуляцию армии в Тунисе? Дело непростое. Однако большее влияние на население, чем поражения, имели победы. Они не только поднимали боевой дух немцев, но и сплачивали их в единую семью.

С первых дней войны (точнее, даже раньше — с 25 августа 1939 года) в Германии была введена карточная система. Гитлер и высшее руководство рейха прекрасно понимали, что за продовольствием в стране необходимо установить жесткий контроль, дабы не повторилось того, что произошло в Германии в конце Первой мировой войны: смерть, голод, разрушения. Надо сказать, что население на эту меру (введение карточек) отреагировало не то чтобы положительно, но с большим пониманием. В первую очередь талоны были введены на продукты первой необходимости: мясо, рыбу, хлеб, жиры (не масло), сахар, соль, некоторые овощи, молоко. Цены на молочные продукты, кстати, очень долго не регламентировались. Например, простокваша и мороженое можно было найти практически всегда, поскольку на высшем уровне было принято решение, что во время жары эти продукты успокаивают.

Кроме нормированного распределения существовала также свободная продажа. Однако вся провизия стоила немалых денег и не всегда была доступна. Если в начале войны торговый обмен в стране производился с помощью денег, то к началу 1944 года рынок перешел на безденежную торговлю — бартер. Так, например, 10 сигарет меняли на 50 грамм мяса, гуся — на 3 бутылки коньяка.

Германские продовольственные карточки, 1940-е годы. Источник: aif.ru

Стоит ли говорить, что снижение норм действовало на население «коричневой империи» куда больше, чем события на фронте. Кстати, возвращаясь к военным сводкам, прослушивание «вражеских голосов» в Третьем рейхе категорически запрещалось. За это немцев не только лишали радиоприемников, но и в качестве превентивной меры вполне могли поместить в концлагерь на несколько дней.

Как уже говорилось, с началом войны в Германии было установлено нормированное распределение товаров, которое было рассчитано на то, чтобы сохранить довоенный уровень потребления. С немецкой педантичностью было введено неимоверное количество градаций, что, конечно, создавало вид социальной справедливости, то есть больше работаешь… Таким образом, рабочие металлургических, военных предприятий получали дополнительные нормы в отличие от служащих и сельскохозяйственных рабочих.

В 1940 году Французская кампания привела рейх к существенному улучшению продовольственного снабжения. Из Дании, Франции, Нидерландов в «коричневую империю» поступали молочные, мясные продукты, вино и даже устрицы. Конечно, последних вряд ли выдавали по карточкам, но приобрести их у «акул черного рынка» вполне было возможно. То есть в Германии по-прежнему существовали магазины как обычных, так и эксклюзивных товаров.

Как только началась война, в Германии на 50% был увеличен подоходный налог. Доходы населения сократились. К тому же Гитлер отказался идти на снижение зарплаты, хотя это ему предлагали (из чисто популистских соображений). В стране ввели систему задержек выплат. В 1940 году был установлен 10-часовой рабочий день (опять-таки в приказном порядке, но с учетом оплаты сверхурочных). И вот уже в конце 1943 года люди в Германии работали по 72 часа в неделю. Довольно выматывающий график, не так ли? На отдых полагалось 12 часов, из которых большую часть времени рабочим приходилось скрываться в бомбоубежищах. Однако нормы питания до 1944 года, несмотря на замену продуктов, оставались вполне достаточными для поддержания достойного уровня жизни.

Но за год до окончания войны произошел кардинальный перелом. К осени 1944 года нормы потребления по карточкам составляли не более 2/3 от норм 1938 года. Причем в этой цифре не учитывается тот факт, что качество провизии резко ухудшилось. Почему? Высшим руководством рейха была поставлена цель в первую очередь снабжать продуктами вермахт. Так, например, норма потребления мяса для немецкого солдата была на 57% выше, чем норма для рабочего.

Если говорить об иностранных рабочих, то для них существовали совершенно другие нормы (опять же в зависимости от национальности), которые, естественно, были значительно ниже немецких. В 1944 году иностранная рабочая сила (7 миллионов 400 тысяч человек) играла огромную роль в экономике Германии. Например, в сельском хозяйстве труд иностранцев достигал 50%, в промышленности — в районе 30%. И все это огромное количество людей нужно было кормить. Поэтому такие продукты как мясо, жиры, хлеб им заменяли картофелем. Евреям же карточки на сигареты, мясо, рыбу, белый хлеб, масло вообще не давали.

Что касается общепита, то к концу войны в Германии его практически не существовало. Во-первых, многих людей (поваров, официантов, обслуживающий персонал) забрали в армию. Одним словом, наступил кадровый голод. Потом за ним последовал голод продовольственный. То есть предприятия общественного питания не могли держать прежний уровень в связи с дефицитом продуктов. Во-вторых, общепит не пользовался поддержкой руководящей партии, что, соответственно, вызывало определенные трудности в продолжении его функционирования.

Как уже говорилось, в 1944 году вся промышленность Третьего рейха была переведена на нужды армии. Да, в этот период продолжали выходить модные журналы, работали небольшие швейные мастерские, ателье. Только теперь они не шили одежду, а занимались в основном ремонтом старой формы, ее подгонки и так далее. Проблемы с обувью начались еще в 1940 году, а в 1944-м достигли своего апогея. Производство одежды тоже было приостановлено. А те отрасли промышленности, которые нельзя было поставить на военные рельсы, или перепрофилировали, или просто изымали рабочие кадры, переправляя их либо на другие предприятия, либо отправляя на фронт.

А вот с промтоварами ситуация обстояла значительно лучше. Например, в начале 1940 года были выпущены так называемые «имперские текстильные карточки». То есть каждый товар имел определенную балльную стоимость. Пальто, к примеру, стоило 100 баллов, трусы — 5 баллов. В общем, все, как это принято у немцев, было досконально расписано, вплоть до нижнего белья. Правда, надо сказать, что этих карточек не особо хватало, и тогда на помощь приходили модные журналы, в которых давались ценные советы по переделке старой одежды в новую.

Затронем еще одну сферу — общественный транспорт, который хоть и продолжал работать, но все-таки находился в состоянии стагнации. Опять же, специалисты были отправлены на фронт, шел ремонт транспортного парка, автобусы изымали для нужд армии, метро использовали в качестве бомбоубежища — все это очень усложняло работу и вело к трагическому концу. Что касается автомобилей, то по сравнению с Советским Союзом их использовали много, а по сравнению с США — мало. В Германии была даже разработана специальная программа, согласно которой каждый желающий мог купить автомобиль. Но она не пошла, поскольку завод Volkswagen был загружен военными заказами.

С первых же дней войны жесточайшие ограничения были поставлены и на топливо, в котором остро нуждался вермахт. Это у нас танки работали на дизеле, на солярке, а в Германии — на бензине. Своего топлива в стране было немного, поэтому все заводы, которые производили синтетическое горючее, работали только на армию.

Говоря о нормах потребления, мы забыли уделить внимание детскому питанию. Стоит отметить, что они (нормы) были вполне достаточными. При этом следует выделить одну особенность: в Германии, особенно в первые годы войны, был взят курс на то, чтобы в летние месяцы отправлять детей в так называемые рекреационные лагеря. Причем в принудительном порядке. Почему? Во-первых, вывоз из города — это спасение от бомбежек и артобстрелов, которые в 1944 году стали играть довлеющую роль. Во-вторых, это возможность дать детям сбалансированное питание из центральных норм.

Правда, эта мера (вывозить детей в далекие, безопасные районы) вызывала недовольство среди населения: родители не хотели расставаться со своими чадами, боясь потерять их навсегда.

Несмотря на то, что крупных спортивных мероприятий в рейхе не проводилось (причина все та же — мобилизация на фронт), досуг в стране остался практически на довоенном уровне. То есть людям показывали кино, спектакли, устраивали концерты. Особого расцвета достиг кинематограф. В январе 1945 года на экраны вышел фильм «Кольберг», съемки которого начались еще в январе 1942 года, повествующий о героическом сопротивлении городка в Померании, осажденного наполеоновской армией.

Адольф Гитлер приветствует юношей из «Гитлерюгенда». Берлин, 1945 год. Источник: alternathistory.com

В 1944 году процветал в Германии и черный рынок, который, конечно же, был под запретом. Помните фразу Гитлера про кофе из фильма «Мой фюрер, или Самая правдивая правда об Адольфе Гитлере»: «Настоящего! Турецкого! С черного рынка!»? Дело в том, что кофе во время войны был в страшном дефиците. Хороший, действительно, можно было достать только на черном рынке.

И напоследок вспомним еще один эпизод из фильма, теперь уже из «Семнадцати мгновений весны»: страховой агент (он же следователь районного отделения гестапо) навещает Кэт в больнице. К чему все это? Оказывается, что страховые компании в рейхе работали даже во время войны. В Германии, в отличие от других стран, была разработана так называемая система социального страхования, полуобщественная-получастная, которая существовала вплоть до мая 1945 года.

Большая игра

Мнения исследователей о довоенной мотивации будущих смертельных врагов расходятся диаметрально. Большинство отсылок к советско-нацистским коммерческим связям в 1939-1941 годах (кредитному договору 19 августа 1939 г., по которому СССР получил в долг 200 миллионов марок под закупки немецкого оборудования, и хозяйственному соглашению от 11 февраля 1940 г., в котором были уточнены сроки, объем и номенклатура товаров) в общем виде сводятся к тезису: ". это был своеобразный платеж советского руководства Гитлеру за то, чтобы он не спешил со сроками развязывания войны" 1 . Причем в одном ключе мыслят как западные исследователи: ". перед Второй мировой войной Сталин не жалел усилий, чтобы задобрить грозного соседа и снабжал военную машину Гитлера сырьем" 2 , - так и некоторые отечественные историки и писатели. В работе В. Карпова, например, можно прочитать буквально следующее: ". именно так немцы обманывали нашего "мудрого и гениального вождя народов", и так бездарно он отдавал столь необходимое нам самим стратегическое сырье, созданное великим трудовым перенапряжением народа" 3 .

Однако существует и прямо противоположная точка зрения: "В результате экономического сотрудничества с СССР гитлеровский Третий рейх сам же внес значительный вклад в развитие и совершенствование оборонной мощи своего главного противника во Второй мировой войне" 4 . А "немалую роль в развитии советской промышленности, включая оборонную, сыграли закупки в Германии станков и другого заводского оборудования. Они способствовали укреплению оборонной мощи СССР" 5 .

Так кто же кого переиграл в жесткой политико-экономической борьбе?

Эшелоны на восток

Начнем с того, что ситуация в Европе в период 1939-1941 гг. была крайне неблагоприятной для дипломатической и внешней торгово-экономической деятельности СССР. По оценке Конъюнктурного института Наркомата внешней торговли (НКВТ), к 1940 г. для Советского Союза фактически отпали промышленно развитые рынки Великобритании, а также Франции, Бельгии, Голландии и других стран, которые были оккупированы вермахтом и включены в экономическую сферу Германии 6 . Однако на самом деле тяжелые времена для советской внешней торговли настали еще раньше. После известных событий 1938 года в Мюнхене, когда Чемберлен и Даладье отдали Чехословакию "на съедение" нацистскому фюреру, Москва оказалась в полной политической изоляции со стороны западных стран.

Страна нуждалась в срочной модернизации промышленного потенциала, повышении обороноспособности. За счет чего? За счет передовых немецких технологий, поскольку альтернативы им не было. Промышленно развитые США и Великобритания, как и сегодня, отказывались сотрудничать с Советским Союзом. Документы из фондов Российского государственного архива экономики свидетельствуют: Москва рассматривала внешнюю торговлю с Западом прежде всего как "средство использования материальных, технических резервов и достижений капиталистических стран для строительства своей экономики" 7 . Закупленные у немцев чертежи, несколько тысяч станков, силовые агрегаты, образцы вооружения (включая легкие и средние танки, современные боевые самолеты, артиллерию и даже крейсер "Лютцов") впоследствии удалось успешно применить в производстве советского оружия и боеприпасов, машиностроении, создании оптических приборов, химии и металлургии.

Расчет Гитлера на то, что СССР не успеет до начала "блицкрига" воспользоваться в полной мере плодами торговли, полностью провалился. Едва ли когда-то удастся точно определить, какой именно вклад в победу над Третьим рейхом внесло закупленное перед войной немецкое оборудование. Но тот факт, что многие германские станки работали все четыре года войны на советскую оборонку, говорит сам за себя.

Эшелоны на запад

Советские источники либо обходили стороной, либо весьма скупо объясняли суть предвоенных контактов будущих врагов: ". нежелание Сталина вступать в войну с Германией раньше нужного времени, сыграло свою роль в подписании кредитных и хозяйственных соглашений" 8 . Однако причины были гораздо глубже. Одним из мотивов советского руководства было желание выстроить схему сотрудничества с Гитлером таким образом, чтобы Германия крайне нуждалась в советском экспорте, а по отдельным статьям и вовсе зависела от поставок стратегического сырья из СССР.

В договорах, заключенных между Москвой и Берлином, речь шла о поставках в рейх миллиона тонн зерна, 900 тысяч тонн нефти, по полумиллиону тонн фосфатов и железной руды, 300 тысяч тонн чугуна, 100 тысяч тонн хрома. А еще - о сотнях тонн меди, цинка, никеля, вольфрама и другого стратегического сырья. Эшелоны исправно шли в Германию вплоть до 22 июня 1941 года, а последний поезд с советским зерном прошел по мосту через Западный Буг на Тересполь за 1 час 15 минут до нападения немцев на СССР 9 .

Всячески оттягивая войну, Сталин намеревался если и не подсадить фюрера на "сырьевую иглу", то стать критически важным для него поставщиком. Программа перевооружения Третьего рейха двигалась вперед, подгребая под себя всю экономику страны, но сырьевых ресурсов для этого крайне не хватало. Нацистский министр пропаганды Геббельс писал в своем дневнике в декабре 1938 г. ". сырьевое и финансовое положение рейха на данный момент ужасное, можно сказать, катастрофическое" 10 . Это вынуждало Берлин активно искать страны, способные стать поставщиками дешевого стратегического сырья.

На европейском континенте таковым мог стать только СССР.

Враги-партнеры

Роль главного поставщика стратегического сырья (нефтепродуктов, смазочных масел, хромовой руды, марганцевой руды, асбеста, платины, иридия, зерна и др.) давала бы Советскому Союзу шансы укрепить свои позиции на дальнейших переговорах. И создать, в случае необходимости, своеобразный сырьевой рычаг для политического давления на Германию, уже находившуюся в состоянии войны с Англией.

Действительно ли Сталин рассчитывал стать главным поставщиком продовольствия и стратегического промышленного сырья для Германии? Документов, четко указывающих на это, в распоряжении историков нет. Но роль едва ли не монопольного сырьевого "кормильца" была весьма серьезным аргументом в ходе политических переговоров с Берлином. И, судя по всему, Москва к этой роли стремилась, а ее внешняя политика по отношению к Германии оказалась весьма прагматичной и в целом весьма эффективной. Это констатировал нарком иностранных дел Вячеслав Молотов в телеграмме от 22 февраля 1940 г. советскому полпреду в Лондоне Ивану Майскому: договор "экономически выгоден для СССР", так как страна получает от Германии большое количество станков, оборудования и вооружения".

Разумеется, немцы активно пытались диверсифицировать каналы импорта стратегических материалов, чтобы избавиться от "советской" зависимости. Чрезвычайно важны были для Германии подконтрольная Румыния, Норвегия и особенно Швеция, с которой был заключен ряд торговых соглашений. Неудивительно, что советская внешняя разведка была ориентирована на добывание информации о роли Швеции в обеспечении сырьевых нужд Германии. "Потенциал Швеции был полностью поставлен на службу Германии. Только благодаря поставкам железной руды Германия обеспечивала себя боевой техникой. Прекрати Швеция поставки этого сырья, Германия не провоевала бы и года. По-моему, Гитлер не смог бы начать войну, если бы Швеция отказала ему в поставках железной руды", - пишет в своих мемуарах ветеран советской внешней разведки К. Синицын, бывший руководителем резидентуры НКВД в Стокгольме 11 .

Прибыль или гибель

Подводя итоги, отметим: благодаря пакту Молотова - Риббентропа и налаженному предвоенному экономическому сотрудничеству с Германией Москва получила не только крайне важный выигрыш во времени до начала большой войны на Востоке, но и ряд критически важных для обеспечения обороноспособности СССР немецких технологий. Но расчет советского военно-политического руководства на то, что Германия вознамерится получить большую прибыль от советского экспорта, нежели от грабительской войны на уничтожение, не оправдался.

Об этом важно помнить и сегодня, планируя и используя элементы экономической дипломатии для достижения стратегических политических целей.

Александр Гасюк, кандидат исторических наук

Газета "Правда", 21 августа 1939 г.

Сообщение ТАСС. 19 августа после длительных переговоров, закончившихся успешно, в Берлине подписано Торгово-кредитное соглашение между СССР и Германией.

Соглашение подписано со стороны СССР - зам. торгпреда Е.И. Бабариным, а с германской стороны - г. Шнурре.

Торгово-кредитное соглашение предусматривает предоставление Германией СССР кредита в размере 200 миллионов германских марок сроком на семь лет из 5% для закупки германских товаров в течение двух лет со дня подписания Соглашения.

Соглашение предусматривает также поставку товаров со стороны СССР Германии в тот же срок, то есть в течение двух лет на сумму в 180 миллионов германских марок.

Экономическая политика германской администрации на временно оккупированных территориях Советского Союза была направлена к одной цели – максимальная эксплуатация ресурсов страны для снабжения рейха и достижения победы в войне. Вместе с тем, она, в силу различия общественно-экономических систем, отличалась по своим формам от экономической политики советской власти. Немцы понимали, что эксплуатация частной инициативы путём налогов и реквизиций может дать больше средств, чем организация больших государственных предприятий. Поэтому они в тех пределах, в каких это не противоречило главной цели, разрешали мелкое частное предпринимательство. Кроме того, это давало им пропагандистский эффект в плане «освобождения русского труженика от ига большевиков».

Промышленник – немец, мелкий частник – туземец

Директивой Сталина от 3 июля 1941 года предписывалось, при отступлении, эвакуировать всё промышленное оборудование, машины, вагоны, запасы готовой продукции, сырья и продовольствия, а что невозможно вывезти – уничтожать. Тем не менее во многих местах советские войска отступали столь быстро, что партийные и хозяйственные органы часто не успевали выполнить эту директиву.

При своём приходе немецкие войска первым делом устанавливали контроль над промышленными предприятиями, складами сырья и готовой продукции. На многие виды изделий объявлялась монополия германской армии. В её исключительную собственность переходили все крупные предприятия, железные дороги, электростанции и электросети и т.д. Перечень монополизированной продукции имел тенденцию к расширению, постепенно включив большинство изделий лёгкой промышленности, промышленно изготавливаемые стройматериалы, многие пищевые продукты.

Оккупационная администрация сразу принимала меры по восстановлению разрушенных коммунистами предприятий и возобновлению их работы. Для эксплуатации крупных предприятий ещё в июле 1941 года стали складываться «восточные компании» германских промышленников. Они брали в аренду заводы, шахты, электростанции и т.д. Таким образом, крупным предпринимателем на оккупированной территории мог быть только немец. Поскольку промышленное оборудование было в значительной степени вывезено при эвакуации, то на многие предприятия привозились станки, насосы, другие агрегаты из Германии и оккупированных европейских стран.

Что касается средних и мелких предприятий, то оккупанты широко практиковали их выкуп частными собственниками из местных или передачу их в собственность бывшим советским управленцам при условии, что те будут работать на германскую армию. Так, в Крыму, в Феодосии собственником хлебозавода стал его бывший директор, а владельцем табачной фабрики – её главный бухгалтер. Все такие «приватизации» проводились, конечно, не в результате каких-то конкурсов, а по принципу «кто первый успел, тот и съел». Чины оккупационной администрации охотно использовали этот «приватизационный» порыв советских управленцев для личного обогащения с помощью взяток.

Оккупанты не препятствовали созданию мелких предприятий различного профиля на советском оборудовании силами новых владельцев, готовых выполнять подряды на производство одежды, обуви, кож и кожаных изделий, лесоматериалов и прочего по армейским заказам. Открывались даже ремонтные мастерские, обслуживавшие нужды авто- и мототранспорта вермахта. Деятельность таких частных предпринимателей широко использовалась как пропагандистский козырь коллаборационистскими средствами массовой информации.

Налоговая политика

Оккупанты и их пособники всячески раздували тезис, что германская армия несёт свободу от большевистского гнёта, от тяжких налогов, поборов, реквизиций и принудительного труда. То, что немцы сами объявили всеобщую трудовую повинность населения на занятой территории, объясняли «временной мерой для скорейшего достижения победы над большевизмом». В отношении подвластного населения немцы руководствовались простым соображением, что они не обязаны быть к нему более снисходительными и менее требовательными, чем коммунисты. Русские-де привыкли к нищете и тяжкому труду, так что не заметят никакой разницы в смене хозяев.

Наиболее дальновидные представители оккупационной администрации понимали, что в целях эффективной эксплуатации на пользу самого же рейха необходимо поменьше «стричь» население. «Сильно разрушенное хозяйство этой страны является нашим хозяйством, которое обязательно нужно восстановить. Со средствами и запасами которого необходимо обращаться экономно, если мы хотим, чтобы оно в следующем году кормило армию и отправляло значительные излишки в фатерлянд», – внушал своим подчинённым один из высоких чинов в группе армий «Юг». Но на практике такие призывы часто оставались втуне.

В первые же дни после прихода вермахта торжественно объявлялось об освобождении от советских налогов. Но тут же вводились новые. Они различались для городской и сельской местности. Крестьяне обязаны были платить подушную подать, поземельный налог, налог с построек и с собак. Со скота, птицы и садовых деревьев, в отличие от советского строя, крестьяне не платили налог. Однако время от времени были обязаны выполнять планы по обязательной сдаче скота и птицы для вермахта.

Рабочие, служащие и частные предприниматели платили прогрессивный подоходный налог. При зарплате ниже 100 рублей в месяц налог не взимался. Высшая ставка подоходного налога – 10% – устанавливалась для зарплаты выше 600 рублей в месяц. Впрочем, это была очень бедная зарплата. Кроме того, частники платили промысловый налог и за аренду земельной площади. Жилищный фонд в городах не приватизировался, и квартиросъёмщику грозила конфискация жилья комендатурой в случае его неиспользования.

Денежное обращение и торговля

Рыночные отношения невозможны без нормального денежного обращения, но с этим на войне туго, а в оккупации особенно. Тем более, что оборот германской рейхсмарки на оккупированных территориях был строжайше запрещён. Даже военнослужащие вермахта на Восточном фронте получали денежное довольствие не в рейхсмарках, а в т.н. оккупационных марках. В условиях их нехватки администрация была вынуждена признать советский рубль законным платёжным средством. Был установлен фиксированный курс обмена: 1 оккупационная марка = 10 советским рублям.

В ответ на отсутствие свободной конвертации валюты расцвели, несмотря на угрозу расстрела, подпольные чёрные золотовалютные биржи.

С первых дней оккупации восстанавливалась свобода торговли, которая часто означает не что иное, как спекуляцию. Как грибы, выросли универсальные магазины, в которых подсуетившиеся коммерсанты распродавали оприходованные ими запасы советских предприятий и учреждений. Их изобилие, по сравнению с нищетой советских прилавков и витрин, также широко использовалось в пропаганде. Правда, покупателями в таких магазинах могла стать лишь небольшая часть населения.

Все — для фронта, все — для победы. Перевод этого лозунга на язык нацистской Германии подразумевал, что элита не должна отказываться даже от устриц. Да и послевоенные тяготы были для побежденных не столь уж обременительны.

В нашумевшем фильме 2007 года "Мой фюрер, или Самая правдивая правда об Адольфе Гитлере" швейцарского режиссера Дани Леви фюрер, желая угостить своего учителя ораторского мастерства, просит принести им "две чашечки крепкого черного кофе": "Настоящего! Турецкого! С черного рынка!" Фильм комедийный: Гитлер играет в ванне игрушечным линкором, а его овчарка Блонди, одетая в форму СС, умеет вскидывать лапу в нацистском приветствии. Но насчет черного рынка — правда. Кофе, любимый напиток немцев, во время войны рационировался, был в страшном дефиците, даже его пересылка была запрещена. Хороший можно было достать на черном рынке.

Для победы во Второй мировой Германия мобилизовала все ресурсы. Участвовать в финансировании военных расходов должно было и население. Рассматривали два механизма: резкое повышение налогов для физлиц и введение карточной системы. Повышение налогов — прямой способ собрать деньги в бюджет, а карточная система — косвенный. Стоимость товаров, распределяемых по карточкам, сильно ниже доходов населения, разница оказывается либо на черном рынке, либо в сбережениях, при доверии к банковской системе — а оно было — на депозитах, которые идут на финансирование войны. Решили в пользу карточек. (И еще часть зарплаты могли выдавать облигациями.)

В течение первых недель войны была введена сложная система рационирования продовольственных товаров и одежды. Черный рынок оказался под запретом. Официальные цены были вполне терпимыми: плата за коммунальные услуги во время войны не росла, цены на продукты были повышены за всю войну всего на 13%, и только одежда подорожала на 40%.

Во время войны зарплаты рабочих в Германии увеличивались, а производство товаров для населения уменьшалось. Уже в 1940 году 40-50% выпуска легкой промышленности составляла военная продукция. Сельхозпроизводство тоже сокращалось, в том числе из-за нехватки азотных удобрений — вместо них делали взрывчатку. Продукции по карточкам распределялось все меньше, и на все большее количество товаров, ранее находившихся в свободной продаже, вводились нормы отпуска, все меньше товаров из тех, что поступали в свободную продажу, можно было найти в магазинах. Лени Рифеншталь, любимица фюрера, в 1943 году попросила у министра вооружений Альберта Шпеера стройматериалы для бомбоубежища, где хранились бы копии ее фильмов, но получила отказ. Об этом она пишет в мемуарах. Общая статистика потребления в Германии (в процентах к уровню довоенного 1938-го) такова: в 1939 году — 95%, в 1941-м — 82%, в 1944-м — 70%.

Перебои с потребительскими товарами начались еще до войны. Альберт Шпеер в своих воспоминаниях рассказывает, как приехал в Вену сразу после аншлюса (март 1938 года): "Немало господ из "сливок" "старого рейха" уже поспели сюда — например, полицай-президент Берлина граф Хельдорф. Очевидно, их притягивало изобилие товаров. "Там еще есть прекрасное белье. А там шерстяные пледы, и сколько угодно. А я набрел на лавочку с заграничными ликерами. " . Мне все это было противно, и я ограничился покупкой только одной элегантной шляпы фирмы "Борзалино"".

Гитлер старается сделать процесс нарастания дефицита как можно менее заметным для населения. По свидетельству Шпеера, когда обсуждалось прекращение выпуска косметической продукции и перманента, Ева Браун, прослышавшая об этом, тут же подключила Гитлера, и "Гитлер сразу же заколебался, он порекомендовал вместо запрета незаметное "вымывание из ассортимента краски для волос и других косметических товаров", а также "прекращение принятия в ремонт аппаратов для перманента"". Зимой 1943 года Гитлер приказал закрыть в Берлине фешенебельные рестораны: "Геринг попробовал взять под защиту свой особенно любимый ресторан Хорхера. Он сдался, когда группа организованных Геббельсом демонстрантов перебила камнями окна ресторана".

Власти были прекрасно осведомлены о ценах и ассортименте черного рынка

Фото: Hulton Archive/Getty Images/Fotobank

Пир во время войны

У населения образовывались излишки денежных средств. Вплоть до поражения под Сталинградом неотоваренные деньги в основном уходили в сбережения, обороты черного рынка были малы. Немцы надеялись на более высокий уровень жизни после победы. Да и нормы отпуска по карточкам были поначалу щедрыми: например, в 1941 году члену семьи немецкого рабочего полагалось 2400 пищевых калорий в день. После Сталинграда не только прекратился приток, но начался отток вкладов. И поток денег хлынул на черный рынок. Откуда же там брался товар?

Итальянская и французская послевоенная литература пестрит примерами работы черного рынка. Софи Лорен сделал знаменитой фильм итальянского режиссера Витторио Де Сики "Чочара" 1960 года, снятый по одноименному роману Альберто Моравиа о жизни владелицы продуктовой лавки в Риме — Чезиры (ее роль и играет Лорен). Еда по карточкам, но до побега Муссолини (июль 1943 года) она еще доступна на черном рынке. Каждый день лавочница продает по рыночным ценам все больше, а по карточкам — все меньше: крестьяне отказываются отдавать продукцию государству по фиксированным ценам и ждут спекулянтов. Чезира регулярно ездит в деревню с дочкой Розеттой. Возвращаются поездом, яйца Розетта провозит на груди, и, когда их достают, они теплые-теплые, как из-под курицы (ох, почему этого эпизода в фильме нет!), а матушка оборачивает несколько килограммов колбасы вокруг талии. Сбывают богатым. Чезира относит свежий окорок в богатый дом, где его пристраивают в кладовой, уставленной килограммовыми банками сардин в масле, большими пакетами с макаронами, мешками с мукой, фасолью, банками с вареньем, здесь же колбасы и прочая мясная снедь. Этого мало, просят нести еще, дают на 20-30% больше, чем другие. Как в воду глядят. Вскоре Италию оккупируют немцы, и бонанза даже для богатых заканчивается. В лавке шаром покати. Нечего купить даже по спекулятивным ценам, мать с дочерью подаются на прокорм в деревню.

Запрет иметь дело с черным рынком, разумеется, не распространяется на верхушку рейха. Шпеер описывает, как на день рождения Геринга в его поместье Каринхалл в 1944 году все гости явились с дорогими подношениями: сигары из Голландии, золотые слитки с Балкан, живописные полотна, скульптуры. На обозрение был выставлен ломящийся от подарков стол. Шпеер задался вопросом, откуда могли взяться средства для всей этой роскоши, и получил ответ от Мильха, заместителя Геринга. Незадолго до дня рождения "на имя Мильха прибыл вагон с товарами с итальянского черного рынка, присланный приятелем Геринга, знаменитым авиатором Первой мировой войны Лерцером. Предполагалось, что содержимое — дамские чулки, мыло различных сортов и другие редкие вещи — Мильх продаст на черном рынке. Была приложена и табличка с ценами, видимо, для поддержания единого уровня цен черного рынка в масштабах всего Рейха и даже с подсчетом общей прибыли, которую Мильх мог бы получить. Мильх приказал распределить товары среди сотрудников своего министерства".

Имперская безопасность не могла контролировать ежедневно всех граждан, но все же пыталась бороться против черного рынка: во время войны за спекуляции на нем возбуждают 100 тысяч уголовных дел. Брата Лени Рифеншталь Хайнца, имевшего бронь от армии, отправили на фронт в результате доноса одного из его коллег: Хайнц будто бы покупал на черном рынке мясо.

Рестораны в немецких городах продолжали работать вплоть до весны 45-го. Закрыты были лишь самые дорогие увеселительные заведения

Фото: dpa/picture-alliance/dpa/AP Images

К помощи черного рынка прибегают не все. Княжна Мария Васильчикова, после бегства из революционной России осевшая в Германии и работавшая в ведомстве Риббентропа, вела дневник. Вращаясь в кругах знати (это люди с фамилиями Бисмарк, Меттерних, Шуленбург), Мария поначалу не слишком голодает: в имениях друзей богатые запасы вина, ей присылают то яйца, то гуся с фамильной фермы. Новый год 1 января 1944 года княжна празднует в Мариенбаде — шампанское, слойки с вареньем — и даже кормит лакомствами скотч-терьера Шерри, 2 января едет в Берлин, прихватив с собой индейку и вино. 11 января отправляется в Потсдам к Бисмаркам — шампанское, пирог со свечами, американские сигареты "Честерфилд", 15 января в компании друзей ищет, где бы в Берлине поужинать, и объезжает все рестораны в поисках устриц — "это один из немногих видов продовольствия, который продается без карточек". 17 января княжна приезжает в Круммхюбель, куда эвакуирован отдел МИДа, где она служит. Шеф Васильчиковой граф Шуленбург приглашает ее в свое шале — отведать "изумительного кофе и бутербродов с сардинками". 6 февраля княжна возвращается в Берлин, где встречает вернувшегося из Швеции друга, который привез омаров. 11 февраля Меттернихи присылают Васильчиковой в Круммхюбель свежих яиц из своего имения, 29-го она получает от друзей из Бухареста "изумительную ветчину", 11 марта приглашена к подруге на зайца, 15 марта ужинает в ресторане "Профсишер хоф", где только что закололи свинью, но Мария "держится сыра". 17 марта граф Шуленбург присылает индейку, 19-го он получает из Турции посылку с орехами, изюмом и сушеным инжиром, приносит кофе и коньяк и устраивает пир. 25 марта Мария Васильчикова присутствует на "восхитительном обеде, завершившемся персиками со взбитыми сливками", 27 марта — "еще одна ветчина от Йозиаса Ранцау, дай бог ему здоровья", 12 апреля — снова посылки с маслом, беконом и ветчиной, 16-го — "удивительный" обед в гостинице "Эден" в Берлине: редиска с маслом и котлеты из дичи (дичь не рационирована). 8 мая друг привозит большую банку "Нескафе", 13 мая — "превосходный обед с гусем". И т. п.

А вот ее хроника все более заметных перебоев со снабжением. Частным лицам запрещают пользоваться автомобилями, а затем и ездить в поездах. В парикмахерской в Берлине Васильчикова "выгребает" всю косметику, которую в Круммхюбеле днем с огнем не сыщешь — она постепенно "вымывается из ассортимента", как и хотел Гитлер. 28 июля 1944 года Геббельс объявляет о "тотальной войне", это означает закрытие всех "излишних" магазинов. Что касается еды, 23 февраля 1944 года в ресторане на мясные карточки подают "микроскопические кусочки несъедобного мяса", а после жалобы меняют их на маленькие колбаски. (Для нас сам этот факт удивителен: в 1944 году в Берлине на карточки можно было в ресторан пойти!) 13 марта поход в ресторан опять заканчивается неудачно: "Через силу выхлебала какой-то омерзительный суп". Еще 4 апреля 1945 года (!) в мясной лавке на карточки дают полфунта колбасы, но княжна и ее подруга уверены, что колбаса сделала из конины или собачатины, и не прикасаются к ней. Наконец, 19 апреля в дневнике запись: "В магазинах больше ничего не продается, гостиницы переполнены, и если там что и подают, то отвратительного качества. Так как мы обе не работаем. находимся на грани голодной смерти".

Рационирование промышленных товаров коснулось даже любимицы фюрера режиссера Лени Рифеншталь

Фото: The Picture Desk/Kobal/AFP

Время сразу после окончания войны было голодным. Союзники поставляли продукты на немецкую территорию из американских запасов, но идеологическая установка была на то, что немецкий народ должен пострадать — чтобы осознать, что он совершил. До настоящего голода и болезней, впрочем, старались не доводить.

Немецкий писатель Эрнст Юнгер, живший в собственном доме в Нижней Саксонии, рассказывает в дневниках (часть "Годы оккупации", 13 апреля 1945 года), что остановившиеся у него на ночь танкисты-американцы подмели за собой пол и оставили гору подарков — кофе, чай, консервы.

Вальтер Матерн, герой романа Гюнтера Грасса "Собачьи годы", действие которого происходит в годы фашизма и сразу после войны, покидая английский лагерь, имеет в кармане продуктовые карточки, в рюкзаке — две пары кальсон, три сорочки, четыре пары носков, пару американских армейских башмаков на резиновом ходу, две почти новые американские форменные рубашки, перекрашенные в черный цвет, офицерскую шинель цвета хаки, настоящую штатскую шляпу из Корнуолла, два американских сухих пайка на дорогу, фунтовую коробку английского трубочного табака, 14 пачек "Кэмела". Грасс сам был в американском плену и писал не по слухам.

Дочь Марлен Дитрих Мария Рива, пробравшаяся зимой 1945-1946 годов в оккупированный Берлин к матери, которая, будучи уже гражданкой США, выступала там с концертами перед американскими солдатами, расхаживала по городу в американской военной форме. Берлинцы не догадывались, что она понимает немецкий. Слушая, что бормочут ей в спину, она пришла к выводу, что "русский солдат, всегда с винтовкой, внушал им страх и заслуженное почтение, а американского, всегда готового угостить их шоколадкой "Херши", они не удостаивали и презрения".

Черный рынок процветает и после оккупации. Лена Брюкер, героиня романа "Открытие колбасы "карри"" современного немецкого писателя Уве Тимма, действие которого происходит в Гамбурге в самом конце войны и во время оккупации его англичанами, пытается выменять что-нибудь дельное у майора английской армии, коллекционирующего значки, на серебряный военный значок кавалериста. Майор, отвечающий в британской оккупационной администрации за охрану лесов, то есть, как поясняет автор, за их вырубку и переправку в Англию в виде пиломатериалов, дает за значок аж 24 куба древесины. Лена Брюкер хочет открыть киоск и торговать жареными колбасками, ей нужны помимо колбасок виски, кетчуп, настоящее растительное масло для картофельных оладий, "а не то, что ей предложили накануне: старое моторное". Ей советуют обратиться к советнику английской интендантской службы, которому подчинен продовольственный склад, но тот интересуется коврами, серебром и гранатовыми украшениями, которые "бросает к ногам свой жены". Однако Брюкер прослышала об одном человеке, вернувшемся из советской оккупационной зоны,— обладателе 300 шкурок сибирской белки, привезенных русским штабным офицером из Сибири. Владелец шкурок хочет обменять их на хлороформ, его не интересуют ни брус, ни доски. По счастью, кто-то подсказал героине, что главврач женской клиники ищет для восстановления сгоревшей виллы стропила и доски. Лена меняет древесину на хлороформ, его — на шкурки и выходит на жену интенданта, которая, завидев мех, не хочет выпускать его из рук. За готовую шубу Брюкер просит с ее мужа "20 литров натурального растительного масла, 30 бутылок кетчупа, 20 бутылок виски и десять блоков сигарет" и принимает встречное предложение — меньше на десять бутылок виски и пять блоков сигарет. Теперь нужно только сшить шубу — Лена благодарит меховщика сигаретами. Но у интенданта нет растительного масла, он предлагает либо "пять больших кусков шпика, либо килограммовую банку порошка карри". Лена Брюкер выбирает карри, так рождается ее фирменная колбаса "карри".

Софи Лорен прославилась после фильма Витторио Де Сики "Чочара". Те, кто сможет отвлечься от ее игры, много узнают о работе черного рынка

Роман Тимма — экономическая сказка со счастливым концом, написанная в сытом 1993 году. В фильме Роберто Росселини "Германия, год нулевой" (1947) история другая. Берлинский мальчик по имени Эдмонд пытается раздобыть еды для семьи. Все, что у них есть,— пособие отца в 70 марок и три хлебные карточки на четверых; брат Эдмонда не зарегистрирован в полиции — он был солдатом вермахта и боится концлагеря. Сестра вечерами ходит в бар, где собираются американские солдаты. Она не проститутка, поэтому возвращается лишь с четырьмя-пятью сигаретами, это 20 марок на черном рынке, где фунт картошки стоит 10 марок, а масла — минимум 200. Мечта пацана — карточка N2 (трудовая), ради нее он нанимается рыть могилы, но такую карточку можно получить только с 15 лет, а кто-то доносит, что ему всего 13. Попытки сбывать чужие вещи на черном рынке удачными не назовешь: за проданную американским солдатам за 300 марок пластинку с речью Гитлера он имеет всего 10 марок комиссионных, за две банки тушенки, выменянные на напольные весы, получает только нагоняй — сосед думает, что пацан украл деньги. Ворованная картошка встречена в доме с порицанием. Тупик. Герой не видит выхода и убивает больного отца, которому и так недолго осталось,— лишний и никчемный рот. Эдмонд наливает в чай для отца яду, но причину смерти не ищут. Все вокруг убеждены, что смерть наступила от голода. От чего же еще.

PDF-версия

Читайте также: