Налоги это грабеж либертарианство
Опубликовано: 15.05.2024
Наложить одной рукой власть правительства на собственность граждан, а другой
даровать ее привилегированным лицам в качестве помощи частным
предприятиям и для создания частных состояний -- это ничто иное как ограбление,
хотя это и делается под видом закона и именуется налогообложением.
Верховный Суд Соединённых Штатов,
Из процесса Ассоциации займов и сбережений против Топека
Либертарианцы не делают разницы между людьми в правительстве и людьми вне него. Ко всем приложимы одинаковые нравственные стандарты. Вопрос, каковы должны быть законные функции правительства, такие как оборона и защита конституционных прав, должен обсуждаться отдельно от вопроса нравственных и ненравственных приёмов финансирования этих функций.
Традиционный способ финансирования государства называется "налогообложением", и налогообложение также старо, как сам институт государства. В своей книге "Государство" Франц Оппенхеймер показал, что институт, который мы именуем государством, возник из племенных завоеваний и сбора дани с покорённых. Одно племя или группа, завоёвывая другое, неизменно требовало от покорённых платить урожаем, трудом или иной собственностью на долговременной основе. Взамен завоеватели, как правило, защищали побеждённых от прочих мародёрствующих племён. Деньги на защиту, выплачиваемые завоёванным народом, стали называться налогообложением.
Либертарианцы хотят называть налогообложение своим истинным именем: "кража". При налоговой системе одни люди просто пользуются силой в своём распоряжении для хищения заработков или имущества у других. Жертва-налогоплательщик попадает под угрозу штрафа или тюремного заключения, когда отказывается платить. Если налогоплательщик сопротивляется государственному грабежу, то налоговые чиновники обладают властью (но не моральным правом) сломить его сопротивление со всей необходимой силой, включая смертную казнь.
Становится ли безнравственная кража нравственным налогооблажением от того, что банда растет?
Если к вам домой или на работу придёт человек с пистолетом и прикажет вам передать ему часть вашего недельного заработка под угрозой захвата или расстрела в случае сопротивления, то вы расцените это как явное нарушение ваших прав и естественно назовёте его "вооружённым ограблением". Вас возмутила бы несправедливость такой акции. Даже если этот человек явится к вам с 10, 100 или 1000 сообщников, вы едва измените свое мнение.
Если бы грабитель сказал вам, что намерен хорошо обойтись с деньгами, например, защищая вас от остальных грабителей, или заботясь о воспитании бедных детей, или занимаясь пропитанием голодных заморских беженцев, то вы бы законно отвергли эти сомнительные обоснования. Независимо от того, что планирует вор сделать с награбленным, воровство безнравственно и не может прощаться в здравомыслящем обществе.
Основополагающие факты и принципы не меняются, когда процесс маскируется политикой или законоуложением. Просто от того, что группа законодателей "проводя закон" приказывает вам подчиняться их ограблению, и просто от того, что в их распоряжении есть люди с оружием, чтобы заставить вас подчиняться, безнравственная сущность механизма под названием "налоговая система" не меняется.
Одна из важных либертарианских целей -- показать, что налогообложение строится на принуждении, и всем мужественным людям доброй воли стоит объединить усилия для избавления от принудительной налоговой системы как способа финансирования законных государственных функций. Существуют альтернативы не принудительного финансирования государства, а основанные на уважении к правам людей и на добровольном сотрудничестве.
Избавиться от уголовных наказаний
Одно особенно сильное обвинение в сторону государства состоит в том, что оно вводит в налоговое уложение уголовные наказания. Тюрьма грозит любому, кто игнорирует штрафы за неуплату налогов или не платит согласно налоговому уложению. Налогоплательщик, даже не имеющий средств, не может заявить о своей несостоятельности (банкротстве) и освободиться от податных обязанностей таким же путём, каким рассчитываются с частными долгами.
Будучи частными гражданами, мы не можем угрожать тюремным заключением тем, кто нам должен деньги. Мы можем лишь подать гражданский иск и получить деньги после судебной тяжбы. А если наши должники несостоятельны, то они могут объявить о банкротстве и избежать уплаты долгов. Следует провести незамедлительную, непосредственную реформу наших законов о налогах с целью отмены уголовных наказаний и придать государственным налогосборщикам тот же статус, что и у любого частного гражданина, пытающегося собрать долги.
Федеральный подоходный налог
Взглянем на федеральный подоходный налог, самый знакомый всем нам. 16-я Поправка к Конституции США была принята в 1913 г., делая возможным для правительства (согласно спорному решению Верховного Суда) облагать налогом доходы граждан непосредственно. Подоходный налог впервые вступил в законную силу в 1914 г.
В ходе дебатов в Конгрессе по поводу того, надо ли вводить федеральный подоходный налог, некоторые утверждали, что, поскольку верхнего предела на налог нет, то Конгресс может увеличивать подоходный налог до 10% от прибылей одного лица. Их освистали как паникёров, но они оказались правы. Уровень подоходного налога поднялся до 91% для людей с самыми высокими заработками! Верховный Суд США подтвердил, что у Конгресса нет конституционных препятствий против учреждения подоходного налога в 100%, и что для Конгресса -- оставить граждан с любой долей их нажитого -- дело просто "законодательной милости".
Выжить без подоходного налога?
Способны ли американцы выжить без подоходного налога? Есть все причины поверить, что способны. Вспомните, до 1914 г. не было никаких федеральных подоходных налогов. Без единого подоходного налога народ Америки процветал. К 1900 г. американцы были на первом месте в мире по росту валового национального продукта на душу населения и первыми по уровню благосостоянии и жизненных стандартов, т.е. тогда, когда уровень иммиграции был много выше сегодняшнего.
С 1914 г. и особенно со времён Второй Мировой войны федеральное правительство фантастически выросло в размерах, а федеральные подоходные налоги повысились в астрономической пропорции. Особенно быстро шёл этот рост в последние двенадцать лет. За это время федеральный бюджет перевалил с 600 млрд. в год (огромная сумма) за 1,5 триллионов долларов (невероятная и непостижимая сумма). Федеральный подоходный налог возрастает от 1/3 до 40% от общей суммы денег, которую федеральный бюджет расходует ежегодно. Ограничивая федеральное правительство его надлежащими функциями национальной обороны и защиты конституционных прав, мы могли бы отменить федеральный подоходный налог. И, разумеется, если б это было выполнено, то мы могли бы также обойтись без того федерального агентства, которое внушает особый ужас американцам, -- от Внутренней налоговой службы.
Кое-какие альтернативы подоходному налогу
В связи с этим логично задать вопрос: как будет работать правительство, если не будет никакого налогообложения для его оплаты? Иными словами, если б людей не заставляли поддерживать государство, то делали ли бы они это и как?
Пока пишется эта книга, федеральный бюджет в наступающем году ожидается в размере около 1,5 триллионов долларов. Из них военные расходы составляют почти 300 млрд. Имеется также бюджетный дефицит, который составит как опасаются, свыше 300 млрд. Дефицит будет финансироваться правительством США за счёт займов на частном финансовом рынке. Если бы федеральное правительство ограничивалось заботой о национальной обороне и защите конституционных прав (за что выступают либертарианцы), государственные федеральные затраты были бы гораздо меньше, вероятно, намного меньше одной трети от нынешних. Поэтому необходимая сумма добровольного финансирования составляла бы небольшую часть от текущего бюджета, который мы оплачиваем налогами и дефицитами.
Есть много возможных способов добровольного финансирования легитимных функций федерального правительства. Частные благотворительные, образовательные и другие самодеятельные организации в Америке собирают около 150 млрд. долларов в год деньгами, материалами и услугами с тех, кто по доброй воле поддерживает их усилия. У добровольных фондов мы можем научиться методам сбора ресурсов, применяемых этими организациями.
Большинство людей согласны с важностью национальной обороны и защиты конституционных прав, и поддержали бы это добровольно. Но в то же время большинство по понятным причинам не поддерживает многое из того, что делает правительство США. Вот почему так много людей не хотят платить налоги.
Дарственный фонд в пользу национальной обороны
Один из предлагаемых добровольных способов финансирования -- создание "фонда в поддержку национальной обороны". Государство владеет в США одной третью территории и ежегодно теряет деньги на её содержании. Оно также владеет очень многими другими ценными активами -- электростанциями такими как Tenessee Valley Authority, компанией Amtrak [компания Amtrak -- государственная компания пассажирского железнодорожного транспорта. Она обладает монополией (установленной правительством) на все пассажирские перевозки между штатами и по стране. Компания постоянно теряет деньги (кому хочется ехать на поезде, когда путешествие самолетом -- быстрее, комфортабельней и дешевле?), а потому субсидируется в крупных масштабах правительством, для того чтобы остаться у дел. (прим. переводчика)], почтовой службой, золотом, серебром, нефтью и т.п. -- из которых ни один не является необходимым для надлежащих государственных целей. Часть из этих активов можно продать с целью получения сумм необходимых для основания фонда в поддержку национальной обороны.
Дарственный фонд при предусмотрительной распорядительности, мог бы инвестировать средства в акции американских компаний или в совместные фонды, таким же образом как это делают администраторы пенсионных фондов. Полученные прибыли пойдут на финансирование национальной обороны. Всех граждан, конечно, призывали бы делать свой добровольный вклад в фонд поддержки национальной обороны, как только он был бы учрежден.
Другая возможность заключается в поддержке от частных страховых компаний. Предположим, что страховые компании страховали бы риск смерти, увечья или ущерба собственности в результате нападения на США. Лица, купившие такую страховку, платили бы страховым компаниям взносы. Когда страховые компании выписывают страховку для покрытия специфического риска, они предпринимают и другие шаги для уменьшения вероятности платить по такому риску. Например, пожарные страховые компании обследуют противопожарную безопасность, составляют строительные нормы и правила и инспектируют частные и коммерческие помещения именно в рамках программы по уменьшению суммы, которую им придётся выплатить в случае ущерба от пожара.
В области национальной обороны страховые компании, вероятно, могли бы заняться рядом мероприятий по улучшению перспектив мира и эффективной обороны от нападения. Такие мероприятия могли бы включать финансирование исследований и разработок в области оборонных технологий, субсидирование военной подготовки, сбора разведывательных данных и переговоров с иностранными правительствами для улучшения международных отношений.
Лотерея в пользу национальной обороны
Многие государства проводят лотереи для зарабатывания денег непринудительным путём, отличным от налогов. Таким образом, "Лотерея в пользу национальной обороны" -- ещё одна возможность добровольного финансирования.
Приводимые предложения не стоит рассматривать как полный перечень возможностей. Они просто иллюстрируют, что можно развивать добровольные способы финансирования узаконенных государственных функций, альтернативных сбору налогов. Важно отметить то, что нам, наделённым состраданием и разумом человеческим существам, следует признать безнравственность принудительных методов государственного финансирования. Следовательно, наша задача -- заменить принудительные приёмы добровольными, более соответствующими подлинной морали. Сможем мы или нет достигнуть полного успеха в решении этой задачи, но задача эта -- верная.
Сравнение либерала, консерватора и либертарианца
Следует ли правительству США посылать войска или военных представителей, вмешиваясь в дела других стран?
Либерал: Да, если это будет способствовать защите прав человека или помощи неимущим и голодающим в странах третьего мира.
Консерватор: Да, если это поможет сдержать распространение или новую волну коммунизма, либо защитить иные интересы США, такие как нефть.
Либертарианец : Нет. США не имеют полномочий на военное вмешательство в дела других стран, за исключением ответа на военное нападение на американскую территорию. (См. главу 7.)
Следует ли правительству США оказывать помощь другим странам?
Либерал: Да, чтобы помогать беднякам в странах третьего мира и развивающихся странах, где соблюдаются права человека.
Консерватор: Да, чтобы помогать правительствам, оказывающим сопротивление коммунизму или пытающимся повернуть от социализма к демократии.
Либертарианец: Нет. Американских налогоплательщиков вообще нельзя заставлять оплачивать поддержку чужих правительств. (См. главу 7.)
Следует ли США и дальше состоять в ООН и поддерживать её?
Либерал: Да, так как в этом последняя надежда на мир.
Консерватор: Да, но только если она больше будет следовать американским установкам.
Либертарианец: Не в настоящем её виде и не за счёт налоговых денег. Добровольно финансируемый форум для обсуждений международных проблем не должен вызывать возражений. (См. главу 7.)
Следует ли правительству США спасать тонущие лодки сберегательных и заёмных заведений и банков для предотвращения их развала?
Либерал: Да, потому что все вкладчики зависят от гарантий государственного депозита, защищающего их накопления.
Консерватор: Да, ибо, если эти финансовые учреждения рухнут, то наша экономика в целом последует за ними и повторится депрессия 1930-х гг.
Либертарианец: Нет. Налогоплательщиков нельзя вынуждать платить как за финансовые учреждения так и за отдельных лиц, которые плохо вкладывают свои капиталы.
Государство берет с нас налоги, каждый месяц удерживая определенную сумму с зарплаты и других доходов. Справедливо ли это "законное воровство"? Ведь это честно заработанные принадлежащие нам деньги. На этот вопрос в эссе, опубликованном в журнале Aeon, постарался ответить профессор Центрального Европейского университета в Будапеште Филипп Гофф.
Перевод: Ирина Федорова
Можно ли назвать налоги воровством?
Некоторые радикально настроенные либертарианцы (приверженцы политической философии против насилия) считают, что налогообложение в принципе аморально. Такое мнение основывается на том, что государство просто отнимает, крадет у граждан часть их денег. У многих есть такое чувство. Бывший премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон, например, неоднократно выступал за снижение налогов, он считал важной именно моральную сторону вопроса, что необходимо возвращать людям как можно больше «их денег». Те, кто верит, что высокие налоги нужны, исходят изначально из того, что у государства есть моральное право забирать часть их дохода, чтобы обеспечить кому-то другому пособие или финансировать государственные службы. И вне академических кругов почти каждый полагает: деньги, которые я получаю до вычета налогов, в некотором морально значимом смысле «мои».
Это мнение почти универсальное, но фактически нет ни одной серьезной политической теории, согласно которой мой доход до налогообложения именно «мой» в любом морально значимом смысле. Более того, это предположение о «моем» доходе является одним из основных препятствий для экономической реформы, заставляющим низкооплачиваемых и средних работников голосовать против своих экономических интересов. Мнение, что до вычета налогов доход «мой» делает практически невозможным исправление экономических несправедливостей, пронизывающих современный мир.
«В этом мире неизбежны только смерть и налоги».
Бенджамин Франклин (1706–1790)
Задавая вопрос, является ли налогообложение кражей, важно различать два вида «кражи»: юридический и моральный. В Северной Америке XVIII века можно было «владеть» рабом в правовом смысле как собственностью. Если кто-то лишил меня моего раба, чтобы освободить его, то это было «кражей» в юридическом смысле. Но, конечно, законы, лежащие в основе рабства, были морально отвратительны, и, следовательно, немногие сегодня сочтут освобождение раба «кражей». И, наоборот, мы можем иметь случаи моральных краж, которые по закону не будут так называться. Законы нацистской Германии позволили властям захватить имущество евреев, которые были депортированы, хотя, строго говоря, юридически такие действия не составляли «кражу», они были кражами в моральном смысле.
И поэтому, когда мы спрашиваем себя, является ли налогообложение кражей, мы должны определить, о моральном или правовом смысле мы говорим. Если бы мы хотели сказать, что налог – это кража в правовом смысле, тогда мы должны утверждать, что у людей есть законные требования к их доналоговым доходам, и, следовательно, правительство совершает юридическую кражу, когда оно берет доналоговый доход своих граждан. Это можно быстро опровергнуть. Ясно, что, если миссис Джонс юридически обязана платить определенную сумму налога на свой доход, то она не имеет законного права на сохранение всех своих доналоговых доходов. Отсюда следует вывод, что государство не совершает правовой кражи, когда обеспечивает уплату этого налога.
«Гражданин должен платить налоги с тем же чувством, с каким влюбленный дарит своей возлюбленной подарки».
Новалис (1772–1823), немецкий поэт и философ
Более интересный вопрос: совершает ли государство моральную кражу, когда берет налоги? Ответ на него зависит от того, имеют ли граждане моральное право на свой доход.
Ваш доход до вычета налогов – это деньги, которые вы получаете на рынке труда. Почему вы думаете, что у вас могут быть моральные требования к этим деньгам? Вы можете ответить, что заслуживаете их: вы много трудились и проделали хорошую работу и, следовательно, вы заслуживаете весь доход как вознаграждение за свой труд. Если это так, то, получается, государство отнимает ваши честно заслуженные деньги.
Но это недостаточно правдоподобно, ведь это значило бы, что рынок распределяет людям именно то, что они заслуживают за ту работу, которую выполняют. Но никто не считает, что топ-менеджер заслуживает во много раз больше, чем ученый, работающий над лекарством от рака, и мало кто задумывается, что текущие зарплаты в компаниях отражают именно это. Возможно, вы очень много работаете и вносите важный вклад. Но тогда большинство людей явно не вознаграждается пропорционально их вкладу.
«Собирать налоги и быть приятным одновременно также невозможно, как любить и быть мудрым».
Уинстон Черчилль (1874–1965), британский премьер-министр
Если у нас есть моральные требования к доходу, то это происходит не потому, что мы этого заслуживаем, а потому, что имеем на это право. В чем разница? То, что вы заслуживаете, – это то, что вы должны иметь в результате тяжелой работы или социального вклада; а то, на что вы имеете право, – результат ваших прав собственности. Либертарианцы считают, что у каждого человека есть права на естественную собственность, которые правительству было бы аморально нарушать. По словам правых либертарианцев, таких как Роберт Нозик и Мюррей Ротбард, налогообложение морально ошибочно не потому, что государство берет то, чего заслуживают люди, а потому, что оно берет то, на что люди имеют право.
Следовательно, если налоги – это кража, то она напрямую связана с правами людей на имущество. Но есть ли у нас эти права? И даже если есть, действительно ли они нарушаются? Прежде чем искать ответы, нужно тщательнее подумать о природе собственности и ее сущности.
«Я горжусь тем, что плачу налоги в Соединенных Штатах. Правда, я бы гордился не меньше и за половинную сумму».
Артур Годфри (1903–1983), американский радиоведущий
Французский анархист Пьер-Жозеф Прудон заявил в 1840 году, что все имущество у кого-то украдено. Но даже среди тех, кто согласен с легитимностью права на собственность, есть разные мнения относительно того, что именно оно из себя представляет. Либертарианцы считают, что право собственности естественно как базовое и природное. Другие полагают, что права собственности – это просто юридические, социальные конструкции, которые создаются людьми и могут быть изменены в соответствии с человеческими целями. Мы можем назвать последнее мнение «социальным конструктивизмом» о собственности. (Обратите внимание, что здесь основное внимание уделяется социальному конструктивизму в отношении собственности, мы не рассматриваем более общее положение, согласно которому мораль в целом является социальной конструкцией.)
Чтобы увидеть разницу, спросите себя: «Что на первом месте: сама собственность или право собственности?» Для социального конструктивиста право собственности не является естественным, священным, которое существует независимо от конвенций, созданных человеком, и юридических практик. Скорее, мы создаем права собственности, создавая юридические институты для того, чтобы люди обладали определенными законными правами в материальном мире. Для либертарианцев, напротив, факты об имуществе существуют независимо от законов и конвенций человека, и действительно человеческие законы и конвенции должны формироваться как отражение естественного права на собственность.
Это различие имеет решающее значение для нашего вопроса. Предположим, мы признаем социал-конструктивистское мнение о том, что права собственности созданы человеком. Теперь мы задаем вопрос: «Есть ли у меня моральные притязания на весь мой доход до уплаты налогов?» Мы не можем утверждать, что я имею право на свой доход до налогообложения на основании моих естественных прав на собственность, поскольку нет такой вещи, как «естественные» права собственности (в соответствии с социально-конструктивистской позицией, которую мы сейчас рассматриваем). Итак, если у меня есть моральные требования по поводу всего доналогового дохода, это должно быть потому, что это именно то количество денег, которое я заслуживаю за свою тяжелую работу и социальный вклад. Потому что в целом рынок доставляет каждому человеку то, что он заслуживает. Но мы уже опровергли это утверждение. Значит, без убеждения в природных правах собственности, существующих независимо от законов и конвенций человека, нет никакого способа понять идею о том, что освобождение рынка по своей сути справедливо. Следовательно, не имеет смысла думать о том, что доход принадлежит кому-либо по праву.
«Ты можешь и не заметить, что у тебя все идет хорошо. Но налоговая служба заметит».
Пьер Данинос (1913–2005), французский писатель и журналист
Здесь мы должны понять идею о том, что налогообложение может считаться кражей только в том случае, если права собственности являются естественными, а не просто созданными человеком. Поэтому нам необходимо защищать теорию прав на естественную собственность. Наша следующая задача – изучить философские теории прав собственности.
Мы можем поделить философские теории прав собственности на три категории: правое либертарианское, левое либертарианское и социальный конструктивизм. Давайте рассмотрим каждый по очереди.
Все либертарианцы считают, что у человека есть полные естественные права собственности на себя и плоды своего труда. Однако взгляды правых и левых либертарианцев расходятся в вопросе прав собственности, которыми могут обладать люди в природе, то есть правами над землей и ресурсами.
Правые либертарианцы считают, что материальный мир – вся земля и все, что стоит на ней, – когда-то никому не принадлежали. Первые люди, которые открывают что-то в естественном мире, начинают обладать неотъемлемым природным правом. Если я первый найду какую-нибудь землю и займусь ее возделыванием, у меня появятся права на естественную собственность на эту землю, так что морально неправильно, если кто-то отнимет у меня землю или ее плоды.
Теперь мы можем понять, как кто-то может думать, что налогообложение – это моральная кража. Если мы думаем о рынке как о свободном и обмене товарами между индивидами, имеющими естественные права на собственность, то любое вмешательство государства в рынок будет представлять собой нарушение их прав. Налогообложение возьмет у граждан то, что принадлежит им по праву.
Левые либертарианцы согласны с правыми, что каждый человек имеет полные права собственности на себя и плоды своего труда. Тем не менее они считают, что природа принадлежит каждому: невозможно, чтобы один человек приобрел исключительные права на землю или ресурсы таким образом, чтобы исключить равные моральные требования других людей.
Существуют разные формы этой точки зрения. В более экстремальной версии природа совместно принадлежит всем, так что никто не имеет права владеть чем-либо без явного согласия каждого другого живого человека (сравните: если мы совместно владеем домом, вы не можете продать комнату в нем без моего согласия). Принцип левых либертариев состоит в том, что каждый из нас имеет равные моральные требования в отношении ресурсов мира.
Левое либертарианство, безусловно, считает некоторые формы налогообложения аморальными. Если бы я приобрел землю или природные ресурсы таким образом, чтобы это соответствовало равным моральным требованиям других людей и моим собственным трудом увеличилось значение этих ресурсов, то государство не вправе отнимать у меня эти богатства. Но леволибертарианские теории оставляют значительную свободу для того, чтобы государство изменило распределение богатства, возможно, и путем налогообложения. Крайне важно также учитывать требования будущих поколений, что естественно приводит к налогу на наследство (или, по крайней мере, ограничениям права на завещание), чтобы гарантировать, что каждый будущий человек имеет справедливую долю природных ресурсов.
Как уже обсуждалось, социальные конструктивисты не отрицают само право собственности, но считают его социальной или юридической структурой, сформированной человеком. Иисус говорил, что «Суббота была создана для человека, а не человек для субботы». Аналогичным образом для социального конструктивиста права собственности создаются для удовлетворения интересов человека, а не наоборот.
«Я не плачу налоги. Я позволяю государству забирать их».
Крис Рок, современный американский актер
Правдоподобно, что человеку требуются определенные охраняемые законом права на собственность, и поэтому большинство социальных конструктивистов будет защищать систему прав собственности. В то же время существуют и другие ценности: возможно, равенство, возможно, вознаграждение за тяжелую работу или социальный вклад (который, как мы поняли, недостаточно защищен рынком), и для продвижения этих ценностей большинство социальных конструктивистов предлагают узаконить права собственности на уплату налогов. В отсутствие ранее существовавших прав на природную собственность нет моральных оснований уважать рыночное распределение богатства (естественно, это будет прагматичный, экономический разум, но это другой вопрос).
Многие исходят из предположения, что у каждого гражданина есть своего рода моральное требование к доходу. Чтобы так считать, нужно принять либертарианскую точку зрения, что собственность естественна и не зависит от законов или конвенций. И это также требует отрицания левого либертарианского заявления о том, что каждый из нас имеет равные моральные требования к природным ресурсам. Что касается правого либертарианского взгляда, совершенно естественно, что один человек может претендовать на огромную неравную долю земли и ресурсов для себя, в результате чего его бесхозные соседи вынуждены работать для него, чтобы избежать голода. Каким правом можно присвоить природный мир таким образом? Одно можно сказать, что у человека есть исключительные естественные права на себя, но как мы можем оправдать исключительные природные права над природой? И если это не может быть оправдано, правое либертарианство не выдерживает критики.
Более того, как я сейчас попытаюсь показать, даже если правосторонние либертарианцы правы, даже если есть права на естественную собственность, даже если такие права позволяют частным лицам вырезать для себя огромную неравную долю природных ресурсов, даже тогда мы не можем понять идею о том, что живущие сегодня люди имеют моральные притязания на свои доналоговые доходы.
Причина в том, что мир, о котором говорит Теория правого либертарианства, очень отличается от мира, в котором мы живем сегодня. (Не случайно книга Нозика 1974 года называется «Анархия, государство и утопия».) Согласно правому либертарианству, распределение богатства на рынке морально значимо, потому что это распределение, которое уважает добровольный выбор, который люди сделали с собственностью, на которую имеют естественное право. Но это работает только в том случае, если рынок совершенно свободен, то есть если государство не влияет на распределение богатства. Но в мире очень мало стран, в которых это так. Почти в каждой стране существует определенная сумма налогообложения, по крайней мере, для оплаты дорог и инфраструктуры, если не для образования и здравоохранения. Но даже самое маленькое такое вмешательство государства предполагает, что распределение богатства на рынке больше не отражает свободный выбор граждан, и, следовательно, огнями правостороннего либертарианства граждане этих стран не имеют моральных требований по доналоговым доходам.
Это станет понятнее на примерах. Рассмотрим пример профессора Шмидта, правого либертарианского академика, работающего в немецком университете, который очень недоволен тем, что государство забирает у него 42% «своего» дохода. Откуда у профессора зарплата? Немецкие университеты финансируются государством, и поэтому зарплата Шмидта исходит из общего налогообложения, из-за денег, которые немецкое государство насильственно добыло у своих граждан. Но, согласно праведному либертарианству, это аморальное действие государства, которое нарушает естественные права его граждан; по сути, он крадет у людей, чтобы заплатить профессору Шмидту. Из этого следует, что профессор Шмидт не имеет права на свою зарплату и, следовательно, не имеет права жаловаться, что государство позволяет ему иметь только 58 процентов этих украденных денег.
Теперь рассмотрим пример мисс Джонс, либертарианской британской бизнесвумен, которая возмущается уплатой налога на дивиденды от своей прибыльной компании. Хотя она напрямую не выплачивается государством, прибыль, получаемая от бизнеса Джонса, зависит от многих вещей, которые финансируются государством: возможно, она получает государственные субсидии, но даже если нет, безусловно, успех ее компании будет зависеть от инфраструктуры, дорог, образованной и здоровой рабочей силы. Эти условия предоставляются государством и финансируются за счет налогов. Согласно правому либертарианству, эти вещи были оплачены кражей, и, следовательно, Джонс не имеет права на полученную таким образом прибыль.
«Государство прекращает войну всех против всех, и налоги являются ценой, которой покупается общественный мир».
Томас Гоббс (1588–1679), английский философ
Теоретически правое либертарианство может утверждать, что у людей есть моральное право на доналоговый доход, и, следовательно, налогообложение – это кража, но это будет правдой только в гипотетических обществах, где нулевое или минимальное вмешательство государства в экономику.
Трудно поколебать ощущение, что государство постоянно «берет» у вас. Но получается, что ни один факт не оправдывает этого. Даже если самые радикальные формы правого либертарианства верны, получается, что у вас нет моральных прав на ваш доход.
Тем не менее подавляющее большинство с радостью голосуют за низкие налоги, радуясь тому, что им удается сохранить «свой» кусочек, в то время как на самом деле все, что они сделали, – это защитили трофеи крошечного меньшинства наверху. В результате мы не можем создать то, что нам действительно нужно: система налогообложения как часть более широкой экономики создает справедливое общество.
Цитата:
Налоги - это грабеж: интервью президента новой экономической школы Грузии Пааты Шешилидзе ИА REGNUM
16.04.2005
Паата Шешелидзе - родился в г. Батуми (Грузия) в 1968 г. Выпускник экономического факультета Тбилисского государственного Университета по специальности макроэкономика. Работал над кандидатской диссертацией в Академии наук Грузии. Окончил курс политической академии им. Теодора Хеуса в Германии. Проходил стажировку в ряде высших учебных заведений США, Франции, Бельгии, Англии и других стран. Работал ведущим специалистом в комиссии административных реформ Парламента Грузии, занимался регулированием цен в Департаменте макроэкономики министерства финансов Грузии, являлся экономическим и политическим обозревателем крупнейшего грузинского издания "Резонанс". С 2001 года является президентом новой экономической школы. Новая экономическая школа сотрудничает с госминистром Грузии по координации реформ Кахи Бендукидзе проводит экономические консультации, отдельные сотрудники работают над новым законом о казначействе, над реформами административных органов, дерегулированием и т.д.
ИА REGNUM: Г-н Шешелидзе, каково отношение нового поколения грузинских экономистов реформам, проходящим в стране?
В целом, мы за реформы, особенно те, которые касаются приватизации. Я являюсь сторонником стопроцентной приватизации не потому, что в Грузию приехал Бендукидзе, и мы с ним работаем. У меня есть собственное видение необходимости данного процесса, в основе которого лежит простая истина - собственник лучше планирует свою работу, делает это на продолжительную перспективу и более экономично. Политики, как правило, планируют будущее до следующих выборов, и могут запросто потратить все ресурсы за три-четыре года, зная, что они больше не будут восстановлены. Общественная собственность - это эксплуатация ресурсов политиками или их окружением. Что касается приватизации, то при всем положительном отношении к этому процессу, невозможно не упомянуть о недоработках и изъянах. Я полагаю, что если приватизация - прерогатива правительства, то коррупция в этой сфере не может быть исключена. К сожалению, так устроен человек, он ориентируется на личную выгоду и собственные амбиции. Самый главный изъян - это то, что не все объекты приватизируются публично. Это было очень заметно, когда приватизировались такие крупные объекты, как часть батумского порта, грузинское морское пароходство, "Чиатурмарганец", когда вся приватизация проходила в кабинетах чиновников, неважно у Бендукидзе или кого-нибудь еще. Я считаю, что заключение договоров в кабинетах высокопоставленных чиновников неприемлемо, более того крайне пагубно. Это ведет к последующему растлению прозрачности процесса как такового, т.к. единожды приобретя завод в кабинете, инвестор будет делать это и в дальнейшем, требуя при этом еще и налоговых скидок. Я не ищу виновных, я лишь подчеркиваю, что это экономически нецелесообразно. Мы должны дать право рынку решать, сколько стоит тот или иной объект, и бизнесмены, которые покупают его, не должны мешать установке цен, рыночным отношениям. Ведь рыночные отношения исключают договоры между политиками - бюрократами и бизнесменами. Завтра же эти бизнесмены смогут договориться с другим правительством о других льготах. И это будет длиться вечно. С другой же стороны, даже если приватизация того или иного объекта происходит на открытом аукционе, невозможно быть уверенным, что абсолютно все, кто к этому имеет отношение, честны и прозрачны. Я уверен, что в министерстве экономического развития есть люди, которые именно на этом и подрабатывают. Я полагаю, и аукционы не прозрачны, если можно так выразиться, они управляемы, а это мешает свободному рынку.
REGNUM: В своих выступлениях и публикациях Вы не раз подчеркивали, что против любых форм налогов вообще. Вы хотите создать государство без налогов?
Я думаю, это было бы очень правильно и целесообразно. Налоги - это грабеж. Даже в нынешнем виде мы серьезно критикуем новый налоговый кодекс. Мои коллеги занимались рассмотрением данного законопроекта, и нашли в нем очень много изъянов. Мы могли бы предоставить это любому заинтересованному лицу. В принципе, на первый взгляд, недоработки и упущения могут показаться не столь значительными, но в суммарном отношении, они достаточно серьезны, особенно по тем положениям, которые касаются снижения ряда налогов. Так, снизили ряд налогов, НДС и еще несколько категорий. Но в области администрирования творится кошмар и хаос. Парламент не до конца вникает в суть, а чиновничья рать, как всегда мечтает упростить себе жизнь. И в этом законе все свелось к упрощению сбираемости налогов. Буквально на днях я узнал, что хотят даже упростить нововведение, касающееся арбитража, а ведь данное положение, по их же заключению, наиболее сильная сторона проекта. А если посмотреть 6-ой пункт налогового кодекса Грузии, то можно обнаружить и вовсе курьезную вещь - там говорится, что налоги платятся безвозмездно. Дальше можно уже вообще не читать. То есть в законе написано, что деньги, которые собирают у людей, не предназначаются для тех или иных целей, а уходят безвозмездно, то есть дайте деньги, а дальше - не ваше дело. Вот почему я вообще против любых форм налогообложения, и считаю, что государство может существовать и без налогов. Кстати, моя точка зрения не единственная.
REGNUM: И как Вы себе представляете Грузию без налогов?
А почему должно существовать что-нибудь, например, государство, если оно основано на грабеже, и мы должны с этим мириться. Пусть будет контракт, конкретные договора. Почему государство берет на себя такие функции, которые оно не должно брать, по сути? Частный сектор более приспособлен решать подобные вопросы. Статистика и история показывают - там, где влияние государства усиливается, прямо пропорционально уменьшается результат. Кстати, то же самое касается и реформы образования. Человек получает образование, его невозможно давать. Государственное образование дают всем, но возникает вопрос - а все ли хотят его получить?
REGNUM: Вы критически настроены в отношении реформы образования, которая сейчас проходит в Грузии?
Моя позиция заключается в следующем: государство вообще не должно заниматься образованием. И все, что сейчас делается, делается для того, чтобы еще раз оправдать новую форму государственного вмешательства, хотя это вмешательство все равно не принесет никакой пользы. Я полагаю, что централизация вообще да дает результатов. "Почему социализм будет давать результаты в образовании, если он не дал их ни в какой другой сфере", - сказал как-то один известный экономист. А новая реформа в себе заключает именно это: централизация экзаменационного процесса, централизация назначения деканов, ректоров и т.д., централизация финансовых ресурсов, и даже та же самая ваучеризация - в каждую школу, в которую зайдет этот ваучер, придет человек из контрольной палаты, и будет это все контролировать.
REGNUM: А нынешняя власть, не кажется ли Вам, также слишком централизована?
Сама структура государства, которой руководит Саакашвили, слишком централизована. Решения принимаются очень узким кругом людей, а это обуза для прогресса. Все процессы, которые сейчас происходят, тормозятся, потому что узкий круг людей считает, что он умнее других. И навязывают свою точку зрения силовыми методами. Я за свободную торговлю, за свободный рынок, за отмену всяких препятствий, которые дают возможность развивать свое благосостояние. Закрыт Эргнетский рынок (оптовый рынок на границе Грузии и Южной Осетии). Зачем, если это привело к тому, что финансовые потоки, которые все же идут из этого региона, попали после этого в чьи-то конкретные руки? И в Цхинвальском регионе, уверен, есть люди, которые наживаются на этом. Не было бы границы, меньше было бы власти и коррупции, и люди бы сами договаривались. Должен быть рынок или нет, этот вопрос не должен решать один политик.
REGNUM: А что Вы можете сказать об Абхазии?
Самое главное, что давно надо было уже сделать - отменить решение о блокаде. Если руководство Грузии считает абхазцев своими гражданами, как можно оно осуществлять против них экономическую блокаду? И получается интересная вещь - экономические границы для Абхазии со стороны России открыты, а со стороны Грузии закрыты. И мы еще чему-то удивляемся. Надо как можно быстрее отменить блокаду, и не мешать процессу торговли. Может, в начале, абхазцы будут сопротивляться, но это будет уже далеко не та сила. В конце концов, торговля возьмет вверх над политикой. Надо дать возможность людям торговать без всяких ограничений и пошлин. Если ограничения не распространяются на человека, который едет из Гурии, почему того же человека останавливают, когда он направляется из Гудаута (Абхазия) или Джавы (Осетия). И нет никакой необходимости предлагать абхазцам что-то за столом переговоров. Предложить можно, но пусть люди сами думают, что им нужно, и сами принимают решение, сами разбираются. Сегодня мы должны открыть железную дорогу, и самое лучшее, если это сделают частные лица, восстановление произойдет быстрее.
REGNUM: Что Вы думаете по поводу создания зон экономического действия?
Грузия - маленькая страна, и создавать на маленьком острове еще дополнительные обособленные островки - не думаю, что это полезно. Ресурсы Грузии не очень велики, в особых количествах здесь ничего не производится и не потребляется, и подобные зоны вряд ли оправдают себя. Хотя, безусловно, такие зоны будут работать лучше, чем отдельные города Грузии. Но мне кажется, создавать свободную экономическую зону надо не на маленьких островках, не на отдельных территориях, которые будут под колпаком у государства, а на всей территории страны. Ведь благоприятные условия, созданные для этих территорий, опять таки могут быть неправильно использованы. На примере Китая мы исследовали, что государство во всю пользуется доходами от прибрежных зон, и в этой стране эти зоны - способ выживания государственных чиновников. Так может произойти и в Грузии, ибо выгоду будет получать, прежде всего, власть. Почему давать экономическую свободу только избранным, когда ее можно дать всем.
Налогообложение — это воровство — популярный лозунг среди либертарианцев. Он емко отражает их чувства о том, что мы должны придерживаться тех же моральных стандартов, что и негосударственные субъекты.
Почему налоги могут быть грабежом?
Представьте, что я основал благотворительную организацию, которая помогает бедным[1]. Но мало людей добровольно вносят вклад в мою благотворительность, поэтому многие из бедных остаются голодными. Я решил разрешить эту проблему с помощью нахождения зажиточных людей на улице и последующим направлением на них оружия. После того, как они отдают деньги, вкладываю их в свою благотворительность, и бедных, наконец, кормят и одевают.
В этой ситуации меня бы назвали вором. Почему? Ответ, кажется, таков: потому что я забираю чужую собственность без согласия . Выделенная курсивом фраза, по-видимому, означает «воровство» . «Взятие без согласия» включает в себя взятие посредством угрозы применения силы против других людей, как в этом примере. Этот факт не изменен тем, что я делаю с деньгами после их получения. Вы не сказали бы: «О, вы дали деньги бедным? В этом случае изъятие чужой собственности без согласия, в конце концов, не будет воровством как таковым». Нет, Вы можете утверждать, что это была социально выгодная кража, но она все еще остаётся кражей .
Теперь сравните со случаем налогообложения. Когда правительство облагает налогом граждан, это означает, что оно требует денег от каждого гражданина под угрозой применения силы: если вы не платите, нанятые правительством вооруженные агенты отберут вашу собственность или даже посадят в тюрьму. Это выглядит как чистый случай изъятия чужой собственности без согласия. Поэтому правительство в данной ситуации — вор . Этот вывод не изменится тем фактом, что правительство использует деньги на благое дело (если оно в действительности это делает). Это, должно быть, делает налогообложение социально выгодным видом кражи, но это все еще кража.
Три контр-аргумента
Большинство людей неохотно называют налоги кражей. Как можно избежать этого?
Первый аргумент
Налогообложение — это не грабёж, потому что граждане согласились платить налоги. Это часть «социального контракта» (или «общественного договора», в российской публицистике этот термин обычно применяют к процессу создания государства, широкая трактовка применяется реже), который является соглашением между гражданами и правительством, посредством которого граждане добровольно уплачивают налоги и подчиняются законам взамен на защиту государства. Пользование государственными благами (дороги, суды, школы, полиция) и пребывание на территории государства подтверждает ваше участие в таком социальном контракте[2].
Ответ на первый аргумент
Такого контракта физически нет. Правительство фактически никогда не подписывало и не предлагало такой контракт, и никто его не подписывал.
Тем не менее, использование государственных услуг может подразумевать согласие на оплату этих услуг, а если люди не пользовались услугами, то они не обязаны платить. Но на самом деле правительство заставляет граждан платить налоги независимо от того, пользуются они государственными услугами или нет. Следовательно, тот факт, что вы пользуетесь государственными услугами, ничего не говорит о том, согласны ли вы платить налоги.
Оставшееся «присутствие на территории правительства» также не указывает на согласие с предполагаемым социальным контрактом. Это связано с тем, что правительство фактически не владеет всей землей, которую оно называет «своей территорией»; эта земля по большей принадлежит частным лицам. Если мне принадлежит какая-то земля, которую используют другие люди, я могу потребовать, чтобы другие люди либо заплатили мне деньги, либо освободили мою землю. Но если я вижу некоторых людей на их земле, я не смогу требовать, чтобы они либо заплатили мне деньги, либо освободили свою собственную землю. Если я это сделаю, я вор. Точно так же, когда правительство требует, чтобы мы либо заплатили ему деньги, либо освободили свою собственную землю, правительство действует как вор.
Второй аргумент
Правительство не может быть вором, потому что именно правительство определяет права собственности через свои законы. Правительство может просто принять законы, в которых говорится, что деньги, которые вы должны платить в виде налогов, в действительности не ваши; это деньги правительства[4].
Ответ на второй аргумент
Второй аргумент основывается на заявлениях (I) об отсутствии прав собственности, независимых от государственных законов, и (II) о том, что правительство может создавать права собственности, просто заявив, что что-то принадлежит кому-то. Нет очевидных оснований полагать, что (I) или (II) правильны. И оба утверждения контринтуитивны.
Представьте, что вы покидаете юрисдикцию какого-либо государства, где вы найдете отшельника, живущего за пределами страны. Отшельник охотится с копьем своего изготовления, которое вам кажется интересным. Вы решаете (без согласия отшельника) взять копье с собой, когда уходите. Было бы правильным сказать, что вы «украли» копье. Это показывает неправдоподобие (I).
Теперь представьте, что вы раб на американском Юге девятнадцатого века. Предположим, вы решили сбежать от своего господина без согласия вашего господина. Если (II) верно, то вы нарушили бы права своего хозяина, украв себя. Обратите внимание, что вы не просто нарушаете законное право; если (II) верно, правительство создает моральные права и обязанности через свои законы, поэтому вы нарушаете моральные права своего хозяина. Это показывает неправдоподобие (II).
Третий аргумент
Налоги — это просто цена, которую правительство взимает за обеспечение законности и порядка. Без налогообложения правительство рухнет, тогда весь социальный порядок рухнет, и тогда у вас вообще не будет денег. Налогообложение не похоже на кражу, потому что воры не предоставляют ценных услуг, не говоря уже об услугах, которые позволяют вам зарабатывать те деньги, которые они получают[5].
Ответ на третий аргумент
Представь, что я держу тебя под дулом пистолета и забираю у тебя 20 долларов. Также я оставляю одну из своих книг в обмен. Когда вы увидите меня позже без моего пистолета, вы назовёте меня вором и потребуете свои деньги обратно. «О нет, — говорю я, — я не вор, потому что я дал вам что-то ценное взамен. Правда, вы никогда не просили эту книгу, но это хорошая книга стоимостью более 20 долларов».
Этот ответ с моей стороны будет абсурден. Неважно, что я дал вам товар в обмен, и не имеет значения, действительно ли книга стоит больше 20 долларов. Важно то, что я забрал ваши деньги без вашего согласия.
Также не имеет значения, получите ли вы бóльшую пользу от книги, чем от денег. Предположим, что (не в силах убедить меня взять его обратно) вы в конечном итоге читаете мою книгу, в которой, как оказывается, содержится такой полезный совет, что в конечном итоге вы окажетесь в гораздо лучшем положении (в том числе в финансовом отношении), чем до моего прихода. Ничто из этого не меняет того факта, что я вор. Временный порядок также не имеет значения: если я сначала дам вам незапрошенную книгу, а затем подожду, пока вы извлечете из нее финансовую выгоду, а затем насильственно заберу часть заработанных вами денег, то я все равно буду вором.
Вывод: завладение имуществом людей без согласия — это кража, даже если вы им также выгодны, и даже если вы помогли им получить то же имущество.
Ну так что, налоги – грабёж?
Если налогообложение — это кража, значит ли это, что мы должны отменить все налоги? Необязательно. Некоторые кражи могут быть оправданы . Если вам нужно украсть буханку хлеба, чтобы выжить, тогда вы оправданы. Точно так же правительство может быть оправдано в налогообложении, если это необходимо для предотвращения какого-либо ужасного исхода, такого как нарушение общественного порядка.
Почему тогда это имеет значение — является ли налогообложение кражей? Потому что, хотя воровство может быть оправдано, оно обычно неоправданно. Нельзя воровать без веской причины. То, что считается достаточно вескими причинами, выходит за рамки этой короткой статьи. Но, к примеру, вы не вправе воровать деньги, скажем, чтобы купить красивую картину для своей стены. Точно так же, если налогообложение — это кража, то, вероятно, было бы неправильно облагать налогом людей, скажем, платить за музей искусств.
Другими словами, тезис «налогообложение — это кража» приводит к повышению стандартов обоснованного использования налогов. Когда правительство планирует потратить деньги на что-то (поддержка искусства, космическая программа, национальная пенсионная программа и т. д.), Следует спросить: допустимо ли воровать у людей, чтобы запустить программу такого рода? Если нет, то не разрешается облагать налогом людей для запуска программы, лишь поскольку налогообложение — это кража.
Источники
1. This example is from Michael Huemer, The Problem of Political Authority (New York: Palgrave Macmillan, 2013), 3-4, 154. ↩
2. See John Locke, Second Treatise of Government, ed. C.B. Macpherson (Indianapolis, Ind.: Hackett, 1980; originally published 1690), esp. sections 120-1. ↩
3. The problems with the social contract theory are explained in detail in Huemer, The Problem of Political Authority, ch. 2. ↩
4. See Liam Murphy and Thomas Nagel, The Myth of Ownership: Taxes and Justice (Oxford: Oxford University Press, 2002), p. 58. ↩
В нашумевшей книге 2017 года «Исчезающий средний класс» Питер Тимен подкрепляет доводы выдающегося Томы Пикетти утверждая, что позитивная динамика в экономике сама по себе демонстрирует провал в попытке решить социальные проблемы без надлежащей системы перераспределения. Базируясь на концепции двойственной экономики сэра Артура Льюиса, профессор Массачусетского университета пытается объяснить растущее неравенство тем, что распределение выгод экономического роста в современной Америке сродни развивающейся стране. Автор приводит такие занятные данные. Дональд Трамп использовал лазейки в законодательстве касательно налогообложения недвижимости, сэкономив около миллиарда долларов. Apple, американская компания с самым высоким уровнем дохода, переместила свое производство за границу с целью понизить стоимость рабочей силы, а также избежать высоких налогов. Три четверти списка 400-та самых богатых людей США, ежегодно публикуемого Forbes, составляет около 300 человек или 1 % от 1 % от 1 % всего населения США. Они заключили соглашения с членами более низких слоев финансовой иерархии поддерживать налоги низкими, а вмешательство правительства в бизнес – минимизированным[1].
Рост неравенства, когда узкая группа людей концентрирует в своих руках большую часть мирового капитала, а большинство населения находится у порога бедности – катализирует контроверсионные дебаты. Однако ситуация в США, при которой за последние 40 лет у 50 % населения с низкими доходами доходы увеличились только на 1 %, тогда как 1 % элиты США добился роста на 205 % – не идет вразрез с логикой классического либертарианства. Хрестоматийным представителем последнего является Роберт Нозик.
После выхода в 1971 году «Теории справедливости» Джона Ролза, ознаменовавшей веху в развитии просвещенческого проекта, опубликованная в 1974 году «Анархия, государство и утопия» Нозика представила собой применение методов аналитической философии к построению аргументативной политической концепции. Минимальное государство – ночной сторож, функции которого ограничены защитой всех граждан от насилия, воровства и мошенничества, а также обеспечением исполнения договоров и т.п. в традиции Милля, дало новый толчок для либертарианских дискуссий, квинтэссенцией которых стал вопрос о налогах.
Фундаментальным отличием минимального государства Нозика от конвенционного понимания этого понятия выступает то, что его государство не взимает налоги для финансирования своих функций[2]. Облагать налогами обеспеченных, чтоб помочь нищим является ничем иным, как насилием над состоятельными. Более того, взыскание части моей прибыли эквивалентно принудительной работе. К примеру, если государство считает нормальным взыскать 30 % моих доводов, то оно может равноценно принудить меня проработать 30 % моего рабочего времени на государство. Заостряя тезис, не называется ли принудительный труд рабством?
«С учетом этого, если бы для налоговой системы было неправомерным изымать у человека часть его свободного времени (принудительный труд) ради того, чтобы служить нуждающимся, то как могла бы быть правомерна налоговая система, которая с этой целью отбирала бы у человека его блага? Почему мы должны обращаться с человеком, которому для счастья нужны определенные материальные блага или услуги, иначе, чем с тем, чьи желания и предпочтения делают такого рода блага ненужными для его счастья?»[3]
Либертарианство, двигаясь в русле классического либерализма, существует в условиях разноплановых дискурсов, между которыми нет конвертации. Такая ситуация обусловлена абсолютизированием «Я», привнесенным Новым временем и выраженным в максиме «я владею самим собой» Роберта Нозика. Считая себя настоящим деонтологом (здесь слышны отсылки к Ролзу), Нозик провозглашает независимость распределения благ от субъективных представлений о благе по той простой причине, что мы никогда не достигнем согласия по этим самым концепциям блага. Либертарианство, таким образом, своеобразно аккумулирует максиму Вольтера «Я не одобряю ни одно слово, вами сказанное, но готов защищать до последнего вздоха ваше право это сказать» и переносит ее в перспективу функционирования государства.
Интересную интерпретацию такого парадигмального сдвига предлагает именитый профессор Йельского университета Йен Шапиро. Он представляет отсутствие всеобщего согласия по базисным вопросам симптомом культуры эмотивизма. Оквадратить круг, пытаясь подвести амбивалентные ценности людей под одну телеологическую концепцию кажется уже невозможным в свободном плюралистическом обществе.
«Суть понятия о праве собственности [property right] на X, по отношению к которой следует объяснять другие части этого понятия, составляет право определять, что следует делать с X.»[4]
Итак, право собственности на объект влечет мое единоличное правомочие по распоряжению как самим объектом, так и доходом, полученным вследствие его использования. Налогообложение, делается ли оно посредством налога на заработную плату или на заработную плату, превышающую определенный уровень, или через конфискацию прибыли, или с помощью большого общественною котла, так что в результате неясно, откуда что приходит и куда уходит – говорит Нозик, – калиброванные по паттерну принципы распределительной справедливости подразумевают присвоение деятельности других людей.
Таким образом, как подлинный властелин самого себя, я неизбежно должен признаваться единовластным собственником и результатов своего труда. Красть у богатых и отдавать бедным – это все равно кража, неважно совершена ли она Робин Гудом, или государством. Другими словами, в центре вопроса о налогообложении, по Нозику, лежат не деньги, а человеческая свобода.
«Делается ли это посредством налога на заработную плату или на заработную плату, превышающую определенный уровень, или через конфискацию прибыли, или с помощью большого общественною котла, так что в результате неясно, откуда что приходит и куда уходит, калиброванные по паттерну принципы распределительной справедливости подразумевают присвоение деятельности других людей. Присвоить результаты чьего-либо труда эквивалентно тому, чтобы присвоить его время и принудить его выполнять различные действия. …Этот процесс, в ходе которого они отбирают у вас право принимать решения, превращает их в частичных владельцев вас как индивида; это дает им право собственности на вас»[5].
Нет ничего противоправного в социальном неравенстве как таковом, – постулирует американский философ. Знание того, что 400-ка Forbes владеет миллиардами, тогда как остальные за линией прожиточного минимума – еще не дает заключить о справедливости или несправедливости такого состояния. Вместо этого, для определения справедливости распределения благ важны два аспекта – справедливость приобретения и справедливость передачи[6].
Если используемые для получения прибыли ресурсы легитимно принадлежали вам, первый критерий выдержан. Если прибыль получена путем свободного рыночного обмена или добровольных пожертвований, второй также за вами. Этот маленький тест конституирует вас как законного собственника прибыли, и государство не вправе отчудить ее без вашего на то согласия; а распределение благ посему считается справедливым, какой бы уровень неравенства не достигался в обществе.
Если же ресурсы были получены незаконным путем, в т.ч. путем кражи, грабежа, насилия, в таком случае неправомерно обогатившемуся может вменяться в обязанность посредством налогов возместить ущерб пострадавшей стороне. Здесь проглядывается первая червоточина теории Нозика. Американский философ утверждает, что вопрос компенсации стоимости вашего поместья решается при помощи денег и вполне может заменить собой перераспределение. Но допустим, что это родовое поместье и допустим, что генерации и генерации представителей вашей династии воспитывались в этих стенах. Всегда ли соизмеримая монетарная компенсация возможна?
Вторая проблема заключается в том, что статус-кво принципиально неопределим, поскольку регресс к предыдущим состояниям в свою очередь – неисчерпаем. Пример, который в этой связи приводит уже упомянутый Йен Шапиро, очень прост: допустим, американский бизнесмен незаконно завладел земельным участком, на котором построил фабрику и впоследствии разбогател. Допустим, мы возместим ущерб общине, дома которых были снесены. Но как быть с коренными американцами, племена которых были оттеснены, а земли – оккупированы? Отсюда следует, что замена концепта перераспределения понятием компенсации также оказывается открытой для дебатов.
Идея о том, что я владею самим собой апеллирует к позиции выступающих за права человека. Постулирование само-принадлежности, в отличие от принадлежности политической общине или государству, поясняет почему неправильным будет считать, что можно пожертвовать правами человека во имя всеобщего благосостояния. Такие воззрения восходят к Джону Локку. Британский философ признавал право на жизнь, свободу и частную собственность – неотчуждаемыми природными правами человека, существующими в естественном состоянии до всякого государства. Право собственности формирует цепочку, звеньями в которой является моя персона, мой труд, плоды моего труда, включая не только собранный урожай, но и никому не принадлежащую землю, которую мы культивировали и на которой осели при условии, что такой равного качества остается достаточно для всех остальных.
Интересно, что такое объяснение коррелировало с собственными имущественными интересами Джона Локка. Говоря о естественном состоянии, он не имел в виду ни смоделированное место, ни гипотетичное состояние. Управляющему одной из колоний, Джону Локку, пришлась по душе и показалась пригодной метафора, согласно которой «Вначале весь мир был подобен Америке», равно как и оправдание частной собственности, приобретенной путем заселения de jure бесхозных земель коренных американцев без их на то согласия.
В существе этой идеи проглядываются современные диспуты о торговых аспектах прав интеллектуальной собственности. Фармацевтическая индустрия Запада посредством больших капиталовложений изобрела и стала собственником ряда патентов на лекарственные средства. Во время аггравации кризиса СПИДа в Южной Африке стал вопрос о замене финансово недоступных американских медикаментов генерическими препаратами, произведенными в Индии и других странах. Ряд судебных исков за незаконное использование активного фармацевтического ингредиента активизировался в США. В конечном итоге использование дженериков было урегулировано, однако пример содержит отсылку к интуиции Джона Локка о том, что труд может завладеть доселе бесхозным и заявить права собственности на это нечто в естественном состоянии, пока посредством всеобщего согласия конвенциональный международный акт не будет подписан между всеми вовлеченными государствами.
Вместе с тем, Нозик дистанциируется от локковского понимания частной собственности и прибавочной стоимости, отпуская комическую ремарку:
Но почему я, смешивая то, что мне принадлежит, с тем, что мне не принадлежит, не теряю то, что мне принадлежит, а приобретаю то, что мне не принадлежит? Если мне принадлежит банка томатного сока и я вылью его в море, так чтобы молекулы сока (радиоактивно помеченные, чтобы я мог это проверить) равномерно смешались с водами моря, стану ли я в результате владельцем моря или просто по-дурацки израсходую свой томатный сок?[7]
Автор «Анархии, Государства и Утопии» так никогда и не разрешил эту оговорку[8]. Вероятно, достаточным объяснением ему казалось простая регистрация права собственности, скажем, на землю, или на объект.
Как видим, несправедливыми Нозик мог бы назвать законы, которые:
- ограничивают человеческую свободу во имя его собственного добра (патерналистское законодательство);
- ущемляют человеческую свободу во благо определенного морального закона (моральное законодательство);
- направлены на перераспределение прибыли.
Следовательно, кантовский императив об отношении к человеку как к цели, а не как к средству, нашел свое проявление в идеях либертарианства, согласно которому краеугольным камнем справедливости распределения благ является человеческая свобода, а моя принадлежность самому себе означает безраздельную собственность на плоды своего труда. Налогообложение, с такой перспективы, нарушает права человека и ведет к тому, что одни люди фактически заявляют право собственности на других[9]. Вместо налогов и перераспределения Роберт Нозик предлагает компенсационные выплаты, а также благотворительные взносы, которые даже при условии добровольного характера кажутся ему нисколько не противоречивыми.
С целью комплексного анализа предложенной Нозиком концепции, профессор Гарвардского университета Майкл Сэндел, известный коммунитаристскими взглядами, выпустил в свободное плаванье один простой пример человека, добившегося высокого благосостояния в среде свободного рынка. Длительное время Билл Гейтс считался самым богатым человеком планеты, его состояние в марте 2015 года по данным журнала Forbes оценивалось в 79,2 млрд долларов. Во время правления Клинтона в США проходила кампания, по которой каждый желающий мог остановиться на ночь в спальне Линкольна в Белом доме, если делал пожертвование на 25 тыс.дол.США и выше. Сэндел заметил, что согласно ироническим подсчетам обывателей, Билл Гейтс мог бы позволить себе проводить каждую ночь в спальне Линкольна на протяжении следующих 66 тыс.лет.
Желающих возразить налоговой политике, при которой люди с уровнем дохода Билла Гейтса сохраняют налоговую неприкосновенность тогда, когда десятки тысяч детей на земном шаре каждый день умирают от голода, нашлось предостаточно.
Наименее полемическим компонентом таких взглядов Нозика можно назвать позицию, согласно которой нелегитимными признаются попытки государства принуждения индивидов обеспечивать содействие безличным товарам (то есть таким, которые важны сами по себе, в противопоставлении с важностью для индивидуумов)[10]. Хотя принято считать, что государственная поддержка искусств не только легальна, но и легитимна, такое воззрение вместе с тем покоится на убеждении, что искусство важно хотя бы для определенной категории граждан государства. Но что, если молчаливое большинство предпочтет собачьи бои опере? Для Нозика вопрос риторичен: «Должен ли Тидвик, Лось С Большим Сердцем, подчиниться зверькам, живущим на его рогах, которые проголосовали за то, чтобы он не уходил на другой берег озера, где растет гораздо больше вкусной травы?». И все же стоит ли государству вмешаться, чтоб искра «высокого искусства» теплилась?
Другую болевую точку либертарианского консенсуализма иллюстрирует Майкл Сэндел случаем в 2001 году в городе Ротенбург в Германии. Тогда двое заключили договор о том, что одна сторона будет убита и съедена другой, на что она дает свое добровольное согласие. «Канибал Ротенбурга» готовил части тела своего партнера на оливковом масле с чесночным соусом. Когда дело попало в суд, немецкий суд столкнулся с проблемами, связанными с отсутствием регулирования каннибализма, а адвокат подсудимого утверждал, что вследствие добровольного согласия единственное, в чем может быть обвинен его клиент – это помощь в самоубийстве, которая тянет за собой пять лет лишения свободы. Эта моральная дилемма ставит под сомнение идею само-принадлежности и идею справедливости, из нее возникающую.
Во-первых, по тому, что государство бессильно в ограничении человеческой свободы даже ради защиты индивида от самого себя. Значит, если я буду вынужден продать свою вторую почку ради улучшения финансового состояния моей семьи – мое право на это неоспоримо. Во-вторых, если запрет на рекреационное использования психоактивных веществ или отчисления в пенсионный фонд также элиминируется, это означает повышение риска аварий под действием наркотического опьянения или социальной незащищенности пенсионеров, что совокупно ведет к подрыву государственных устоев. В-третьих, либертарианство отрицая целесообразность даже минимального налогообложения, детерриторизирует сирот и людей с физическими или ментальными девиацами.
Резонные аргументы касательно налогообложения и перераспределения прибыли приводит также автор книги «Налог – это слово не из четырех букв»[11]. Доктор Алекс Химмельфарб отмечает, что налоги соединяют нас друг с другом ради всеобщего блага и во имя будущего. Если бы не накопленная система знаний, а также достойный уровень образования, на плечо которых оперся основатель Microsoft, он бы не смог сгенерировать свое состояние. Ни один человек, живя в социуме, не является обособленным творцом всего, чем он владеет и кем он является. За каждым президентом стоит учитель, за каждым талантливым человеком – случайное смешение генов, а за каждым успешным проектом – удачное время и место, в которых он оказался востребованным. Другими словами, развитое общество создает коллективные ценности и возможности, в рамках которых может взрасти плод многообещающей инициативы. В конечном итоге, являются ли демократически имплементированные налоги таким уж принуждением?
Третий парадигмальный подход предлагает Тома Пикетти, французский экономист, автор широко дискутированной в академических кругах книги «Капитал в 21 веке». Изучая динамику неравенства, он является пропонентом перераспределения посредствам прогрессивного налога на имущество[12]. Нетривиальное значение Пикетти также уделяет социальным институтам, в которые демократия и капитализм облечены, утверждая, что их нужно переизобретать снова и снова.
О другом подходе к налогообложению, перераспределению дохода и их оправдании будет наша следующая статья.
[1] Peter Temin. The Vanishing Middle Class. Prejudice and Power in a Dual Economy. – MIT Press, Cambridge, Massachusetts, 2017, 208 Р.
[2] Eric Mack. Robert Nozick’s Political Philosophy. – Stanford Encyclopedia of Philosophy, June 22, 2014 // https://plato.stanford.edu/entries/nozick-political/
[3] Robert Nozick. Anarchy, State, and Utopia. - Hachette UK, 2013, 384 P. (в переводе Б. Пинскера)
[5] Robert Nozick. Anarchy, State, and Utopia. - Hachette UK, 2013, 384 P. – p.172 (в переводе Б. Пинскера)
[6] Michael Sandel. Justice: What’t the Right Thing to Do? – Farrar, Straus and Giroux, 2009, 320 P. – p.63
[7] Robert Nozick. Anarchy, State, and Utopia. - Hachette UK, 2013, 384 P. – p.174 (в переводе Б. Пинскера)
[8] Peter Vallentyne. Robert Nozick, Anarchy, State and Utopia in The Twentieth Century: Quine and After (Vol. 5, of Central Works of Philosophy). – Acumen Publishing, 2006. – pp.86-103
[9] Julian Lamot. Distributive Justice. – Stanford Encyclopedia of Philosophy, September 22, 1996; substantive revision September 26, 2017 // https://plato.stanford.edu/entries/justice-distributive/
[10]Peter Vallentyne. Robert Nozick, Anarchy, State and Utopia in The Twentieth Century: Quine and After (Vol. 5, of Central Works of Philosophy). – Acumen Publishing, 2006. – pp.86-103
[11] Alex Himelfarb, Jordan Himelfarb. Tax is not a four-letter word: A Different Take on Taxes in Canada
[12] Thomas Piketty. Capital in the 21 st Century. – Harvard University Press, 2014.
Читайте также: